Михаил Божаткин - Приключения 1977
Учительница медленно пошла к двери.
— Я завтра же приду к вам, Клавдия Дмитриевна. Обязательно приду, — громко сказал Данков.
Но дверь уже закрылась. Чтобы скрыть от самого себя смущение, Данков стал аккуратно складывать в красную служебную папку бумаги и заявления, оставленные ему посетителями.
Когда он поднял наконец голову, перед его столом стояли мать с сыном. Мать — крупная, с ярким румянцем на щеках. Видно, с сердцем неважно и гипертонией страдает, почему-то решил Данков. Ее сын, белобрысый, с аккуратным пробором парень, почти на голову выше матери. Он смотрит на Данкова своими голубыми глазами серьезно, пожалуй, даже строго.
— Мы от инспектора детской комнаты Конкиной. Ее не застали, решили к вам. Так что уж извините.
— Слушаю вас.
Их рассказ был несложен. Парень вернулся из колонии. Комиссия по делам несовершеннолетних направила его в пятое автохозяйство города. Но там в приеме на работу отказали. Начальник отдела кадров сказал, что без среднего образования он парня в автослесари не возьмет.
Ну и бюрократ этот Добилов, подумал Данков. Знает, что творит беззаконие. Знает, но творит. Да, этот Добилов хорошо усвоил, что уровень его личной работы пока что оценивается не количеством добрых и нужных дел, исправленных человеческих судеб, а процентом нарушений трудовой дисциплины, увольняемости, текучести, сменяемости кадров.
Данков вспомнил, как Добилов на районной комсомольской конференции говорил о важности воспитания подрастающего поколения, о профилактике правонарушений среди подростков. Он критиковал тогда руководителей предприятий, учреждений, ЖЭКов, которые закрыли на замки пустующие помещения, залы, красные уголки, спортивные площадки. Досталось от него и директорам клубов, которые больше всего беспокоятся о выполнении финансовых планов.
Досталось и ему, Данкову, за то, что его работники не поддерживают должных контактов с руководителями и общественными организациями районных предприятий.
Данков тогда не оправдывался и полностью поддержал Добилова. Все, о чем он говорил, было правильно. Да вот сам-то он, видно, хорош.
Данков кашлянул в ладонь и смущенно посмотрел на мать и ее сына.
— Вы прежде времени не расстраивайтесь. Все будет хорошо.
Склонившись над столом, он на служебном блокноте размашисто написал свой номер телефона и протянул листок парню.
— Вот возьми. Завтра после двенадцати позвонишь. Я скажу, что делать и к кому пойти. Считай, что рабочее место автослесаря тебе обеспечено.
Проводив их, Данков уселся за стол и, забыв о своем правиле, закурил. Зимой этот Добилов не принял Мотылеву, которая судилась за подделку листков нетрудоспособности, а потом и Осипова, который отбыл наказание за драку по пьянке. Мотылевой, правда, отказал умело. Сказал, что оклад у машинисток в автохозяйстве небольшой. Посоветовал пойти на завод железобетонных конструкций — там платят больше. Даже позвонил туда. Заботливым человеком представился. В таких, как Добилов, не разберешься сразу и на чистую воду их не выведешь — научились говорить о важных вещах как надо и при ком надо.
В кабинет вошла худенькая розовощекая девушка.
— Вы начальник милиции? — деловито спросила она, удобно усевшись на стуле.
— Да! Разве вы на прием шли к другому?
Не смутилась.
— Тем лучше. Значит, попала к тому, к кому надо! Я так долго ждала… Не разрешите ли стакан воды? У вас в отделении даже напиться негде.
С любопытством смотрел Данков на эту уверенную в себе девушку, протягивая ей стакан.
— Благодарю, товарищ майор… Скажите, вы гуманный человек?
— Это вопрос не по существу.
— Почему вы так отвечаете?
— Вы же не за интервью пришли.
— Несомненно. Но от вашего ответа зависит многое. И я надеюсь…
— Может быть, вы причину своего прихода изложите?
— У меня личных просьб нет.
— Вы хотите просить о другом человеке?
— Разумеется, да!
— Почему разумеется?
— Потому что человек сам сделать этого не может.
— Почему же?
— Он болен. Практически недвижим.
— Чем мы можем помочь ему?
— Лично вы и ваши сотрудники ничем.
— А вы?
— Я думаю, что без меня ему будет трудно.
— Кому ему?
— Моей тетке.
— Пока не понимаю.
— Я разъясню. Тетке далеко за семьдесят. На улицу не выходит. У соседей ей одалживаться стало неприлично.
— И что же?
— Она живой человек. Рассудок ясный. Горда по-своему. Но кашу и чай ей варят чужие люди. Они же уборку делают.
— Вас это смущает?
— Нет. Скорее возмущает. Это не тот случай, когда несчастье облагораживает людей.
— Опять не понял.
— Зачем вы скромничаете, товарищ майор? Вы же мудрый человек…
— Давайте все же вернемся к делу. Данков ждал и не торопил ее.
— Я не хочу говорить о людях плохо, — после паузы продолжала девушка. — Но уверена — соседям нужна теткина комната, а не ее здоровье. Их забота — пустая видимость.
— Зачем же так?
— Они уже записались на мебельный гарнитур. И холодильник. В их комнату все это не поставишь.
— У тетки какая площадь?
— Двадцать и три десятых квадратных метра.
— А у них?
— Примерно столько же.
— И что же?
— Рассчитывают на ее комнату.
— Расчет — это еще не право на площадь.
— У них связи. А насчет права… Оно у них, по-моему, есть. Они научные работники, и им дополнительная площадь полагается. Я выяснила.
— Чем больна ваша тетка?
— Спондилез.
— А вы не предполагаете, что их помощь бескорыстна?
— В их положении это было бы наивно.
— Почему же?
— Их трое в одной комнате. А здесь возможность…
— Неубедительно. Они ведь взрослые люди и не могут не знать, как такие дела решаются. Вы-то сами что хотите?
— Ухаживать за теткой.
— Для этого не требуется разрешения милиции.
— Спасибо большое. Я знала, что милиция всегда поможет.
— Ну вот и хорошо.
— Скажите, я должна установить опеку?
— В данном случае необязательно.
— А как же я смогу ночевать у тетки? Соседи могут воспротивиться.
— У вас московская прописка?
— Конечно. У нас с мамой однокомнатная квартира.
— Тогда и беспокоиться нечего. Я дам указание участковому инспектору.
— А может быть, лучше прописаться?
— Зачем же? Внимание и забота такой формальности не требуют.
— Это далеко не формальность. Тем более что переезд к тетке — это не только мое присутствие. Мне там потребуются личные вещи, учебники, письменный стол. Раскладушка, наконец.
