Балтийское небо - Николай Корнеевич Чуковский
Ведущий «Фокке-Вульф» стал беспомощно падать, переваливаясь через крыло. Ведомый оставил его, нырнул в облака и исчез. У советских истребителей горючее совсем пришло к концу; нужно было возвращаться немедленно. Уходя, они следили, как, кружась, словно осенний лист, падал подбитый «Фокке-Вульф». Мотор его еще кое-как работал, и летчик делал отчаянные попытки выпрямить свою машину. Внизу, над самым лесом, это ему удалось. «Фокке-Вульф» выпрямился и неуверенно, боком, словно слепой, двинулся куда-то на восток.
Ничего не стоило догнать его и добить. Но горючего не было. Они еле добрались до дома.
Когда они вышли из самолетов, лица их пылали от возбуждения. Они первые дрались с «Фокке-Вульфами» и победили их!
— До чего досадно, что не хватило горючего! — огорчался Костин. — Эх, встретили бы мы их на десять минут раньше, и оба были бы на земле…
Ему казалось, что победа получилась неполной.
— Я его здорово полоснул по брюху! Никуда ему далеко не уйти, — убежденно говорил Татаренко. — Непременно где-нибудь свалится.
— Уже свалился, — сказал Проскуряков, вышедший встречать их на аэродром.
Оказалось, что всё известно. За боем советских истребителей с «Фокке-Вульфами» следил весь фронт. На командном пункте полка узнали, что Татаренко сбил «Фокке-Вульф», через минуту после того, как это случилось. Знали тут уже и о дальнейшей судьбе немецкого самолета.
— Выпрямиться ему кое-как удалось, — рассказал Проскуряков, — но управление у него было не в порядке. И пошел он не туда, куда хотел, а куда ему удавалось идти. Вышел он на берег Ладожского озера как раз в том месте, где теперь проходит наш передний край. Повернуть направо, к своим, он не мог, а пошел дальше и сел на лед. От нас метров четыреста и от немцев метров четыреста…
— А что же летчик? — спросил Татаренко.
— Летчик бросился на лед и по льду уполз к своим.
— Чёрт с ним, с летчиком, — сказал инженер полка, молча слушавший весь этот разговор. — Нам бы самолет раздобыть…
Все техники в полку относились к «Фокке-Вульфам» с не меньшим любопытством, чем летчики. Им не терпелось узнать, что нового придумали немцы, как ответила немецкая конструкторская мысль на появление новых советских истребителей. Каждый из них понимал, что здесь речь идет о соревновании, малейший успех или неуспех в котором имеет громадное значение для всего дальнейшего хода войны. Четверых летчиков, повидавших «Фокке-Вульфы» собственными глазами, они забрасывали множеством вопросов. Но что летчики могли им ответить?
— Да, скоростенка у него недурна, — говорил Карякин. — Однако от нас не ушел.
— Да, вооружение у него, наверно, сильное, — соглашался Рябушкин. — А впрочем, кто его знает — в нас он не попал.
— Да, маневренность у него есть, — подтвердил Татаренко. — Наш-то, пожалуй, маневреннее.
— Мотор у него, по видимому, воздушного охлаждения, — пояснял Костин. Не знаю, преимущество это или недостаток…
Все эти ответы, поневоле неточные, основанные на случайных впечатлениях, не могли удовлетворить техников: им хотелось точного знания. И инженер полка Федоров убеждал Проскурякова, что нужно завладеть сбитым «Фокке-Вульфом» и привезти его в полк.
— Он сбит летчиками нашего полка, и мы имеем на это право, — говорил инженер.
Тарараксин каждые двадцать минут справлялся по телефону о судьбе «Фокке-Вульфа». «Фокке-Вульф» продолжал лежать всё там же, на льду. Немцы предприняли несколько попыток завладеть им, но всякий раз, когда они спускались с берега на лед, наши бойцы прогоняли их сильным огнем. Но и наших бойцов немцы не подпускали к самолету, держа весь этот край озера под обстрелом. Хуже всего было то, что немцы стреляли по самолету даже тогда, когда никто не пытался к нему приблизиться. Потеряв надежду им завладеть, они теперь старались разрушить его, чтобы он не достался никому.
— Надо спешить, пока в него не угодил снаряд, — убеждал инженер Проскурякова.
Проскуряков интересовался «Фокке-Вульфом» не меньше других, но рисковать людьми ради сбитого немецкого самолета ему ее хотелось. Однако, когда инженер полка заявил, что сам отправится за «Фокке-Вульфом» и доставать его будет ночью, под покровом темноты, Проскуряков согласился. Уже начинались сумерки, и экспедиция за сбитым самолетом стала немедленно собираться в путь.
Инженер полка взял с собой нескольких техников, в том числе и Деева, и нескольких бойцов из батальона аэродромного обслуживания. Четыре летчика, участвовавшие в бою с «Фокке-Вульфом», стали просить, чтобы их взяли тоже, но Проскуряков сердито приказал им остаться. Экспедиция двинулась к Ладожскому озеру на полуторатонке, — инженер полка в кабине рядом с шофёром, остальные в кузове.
Стало гораздо морознее, чем было утром, ветер стих совсем, тучи исчезли, и на темнеющем небе вспыхнули звёзды — впервые за целый месяц. В неподвижном холодном воздухе несмолкаемый грохот боя казался таким близким, будто бой происходил здесь, за ближайшими соснами, а не где-то там, далеко, по ту сторону Невы. Вся южная половина неба беспрестанно озарялась артиллерийскими вспышками, яркими, как зарницы.
Полуторатонка, бежавшая по укатанной снежной дороге, спустилась на лед Невы напротив Шлиссельбурга. Было уже совсем темно, но и во тьме они слева от себя заметили на фоне звездного неба бесформенную черную громаду. Это были развалины Шлиссельбургской крепости. Подвиг ее гарнизона, длившийся столько месяцев, был окончен. Наши войска освободили Шлиссельбург, и крепость на островке посреди реки оказалась в тылу.
Освобожденный городок встретил их тьмою, развалинами, догоравшими пожарами. Машина быстро приближалась к переднему краю. Проехав сквозь весь Шлиссельбург, они, к востоку от него, выехали на берег озера.
Это был тот южный берег Ладожского озера, на котором еще совсем недавно находились немцы. Отсюда немецкая артиллерия обстреливала ледовую дорогу. Теперь, на вторые сутки нашего наступления, та часть этого берега, которая примыкала непосредственно к Шлиссельбургу, была уже в наших руках. Но дальше к востоку, возле прибрежной деревни Липки, немцы еще держались. Сбитый «Фокке-Вульф» лежал на льду на равном расстоянии от нас и от них.
Оставив машину на берегу, инженер полка повел
