На рыдване по галактикам (СИ) - "BangBang"

Соколова недобро сопит, машинально наматывая на палец то, что еще недавно было упругой спиралькой.

— Ну, вот тут Тася точно помочь может… навьет кудрей, — в свою очередь поспешно утешаю я ее.

— Это будут не те кудри, — судорожно вздыхает Ярка. — Не папины! Они мне, может, дороги как семейная реликвия! Да и от капитанских затрещин неплохо голову защищали… Про рост я молчу… С этого ракурса мир выглядит вообще не так, как подобает! Руки-ноги будто чужие, я из капсулы вылезла и едва в собственных конечностях не запуталась.

По причине закончившихся приличных слов я лишь судорожно вздыхаю в ответ.

— Ладно, ты сильно не расстраивайся, может, генетики вернут тебе твои веснушки, — пытается подбодрить меня Соколова. — Прилетим на Землю и пойдем в институт за консультацией. Шухеру вон еще хуже… он теперь обзавелся двумя хвостами, один из которых одержим манией величия и мечтает завоевать мир. В приличное лимбийское общество доступ бедняге точно закрыт на швабру.

Осознав, что приросший к моей корме лимбийский мини-Гитлер в самом деле был бы куда худшим исходом, снова закрываюсь в туалете и возвращаюсь к тому, за чем туда и приперся. Но едва расстегиваю термак, как из моей груди вырывается новый вопль, исполненный ужаса. Недалеко ушедшая Ярка возвращается и шепотом интересуется, не раскусили ли чертовы кошколикие шовинюги, что я — плод двух яйцеклеток, и не восстановили ли генетическое соответствие?

— Они что, сестрицу Нюкию из тебя сделали? Это тоже дело поправимое… хоть и не сразу. Если что — я средствами гигиены могу поделиться. Покажу, что да как.

— Нет! Но ОН очень странно выглядит! На нем… какой-то нарост!

Боюсь, передать словами настигшие моего лучшего приятеля перемены нереально. Он словно… втянулся? Мерзавцы его уменьшили, что ли?! Великая квантовая гравитация, да что же это такое?!

— Дай посмо… хотя нет. Лучше дока поз… — начинает Соколова и снова осекается — док-то тютю, а показывать мой искалеченный пенис Шухеровой корме совершенно бесперспективное, двусмысленное и даже неприличное занятие. Тем более, что она обещала меня прикончить. — Кого-нибудь позову! Без паники!

— Что там у вас случилось? Может, помочь надо? И Цилли вон тоже в каюте заперлась и какие-то очень странные и даже пугающие звуки издает, — встревает за дверью голос суперкарго. Вот только его тут не хватало!

— Топай мимо, мистер Совершенство! — рычу я.

— Все пучком, Рекичински, ступай себе свой груз буров и огнеупорных подштанников инвентаризировать, вдруг высшая раса хоть там тебе подсуропила и это добро на какие-нибудь сверхпродвинутые миксеры и бюстгальтеры заменила, — цедит Ярка и с топотом уносится прочь по коридору, а я спешно застегиваюсь, словно это может уберечь от новой трансформации. Если Вражонок вон еще не до конца додеградировал, может, и у меня постепенно все начисто отсохнет к зирковой бабушке?! Как хвостик у спелого арбуза!

— Стратитайлер, тебе там второй комплект с имперского плеча отвалили, что ли? Так чего ты орешь, радовался бы. Все ергайские крошки теперь твои, — раздается через минуту голос капитана.

— Если бы! — чуть не плачу я.

— Открывай! — пудовый кулак Варга хряцает по переборке. Тяжко вздохнув, отпираю и прижимаюсь к стеночке. Кэп с трудом втискивается в крохотный гальюн, и я вкратце обрисовываю постигшую меня трагедию.

— Не думал, что когда-нибудь такое скажу… — мрачно вздыхает он, — но — вываливай свой телескоп.

Ну, я и вываливаю… Я-то как раз не стеснительный: дух натурализма, естественное воспитание. Варг пялит свои ледышки мне в пах бесконечно долгие секунд пятнадцать и спрашивает совершенно непонимающе:

— И?

— Вот, это! Этого раньше не было!

Одноглазый подвисает еще какое-то время, как перегревшийся Бо, потом хлопает себя по лицу лопатообразной ладонью и выдает:

— Земляне… зирковой матери выкидыши рафинированные! Ты что, весь курс анатомии шишки за школой прошмалил, что ли?!

— Ну, не весь… Я, может, в тот день болел!

— Чем, воспалением рукожопости?! — привычно расходится Варг. — Это крайняя плоть, гидра ты воробьиная! Она у всех мужиков есть! Просто вам ее в роддомах чикают поголовно, гигиены ради. Ну или в том инкубаторе, где ты там на свет вылупился, несчастье ходячее. А может, в геноме сразу правят, зирок их знает, я не генетик. Лучше б эти засранцы тебе черные дыры в образовании залатали!

— Так откуда ж мне знать… когда у всех вкруговую ее как раз таки нету… И отца у меня нету… И даже формально не было никогда, — смущаюсь я, параллельно испытывая громадное облегчение. На кой только черт ее назад отрастили?! Какой прок в этих складках? И не красиво ни капельки.

— Это природная комплектация, Нюк! — радуется по ту сторону двери рьяно болеющая за нас с приятелем Соколова. — Мой дедушка говорит, это просто капюшон в стиле ретро на ваших ручных кобровидных санайцах, с которым человечество не только в космос успешно вышло, но еще и проблему перенаселения создало! Так что он не мешает… этому… ничему, в общем, не мешает! Мама с Тадеушем даже спорили, оставить моим братанам базовый набор или все же обескапюшонить, как на Земле принято!

Экие аналогии затейливые в колониях процветают! Не устаю восхищаться.

— Налюбуешься подарочком — дуй в рубку, — велит Варг, вытряхиваясь из гальюна.

— Всем спасибо, все свободны, — бурчу я, потому что после произошедшего конфуза и капли не выдавлю из себя, если хоть одна пищага будет в радиусе ста метров отсюда. Не знаю, что тут нормального… любая земная девчонка при виде вылезающего из норы «санайца» скривится только. Еще раз спасибо, дорогой Адориан! Двумя штрихами такой жирный крест на мою личную жизнь залепить — это уметь надо! Точно сверхраса. Придется теперь всю свою несчастную, штрафами обглоданную зарплату на врачей потратить. Ну или на Соколовой таки жениться, раз они там привычные.

Мрачно размышляя над тем, как порой быстро меняются приоритеты, ведь совсем недавно я страстно желал: увидеть родителей, вернуться домой, попробовать персиковый торт, топаю в рубку, по пути отмечая, что «Дерзающий» будто с верфи только что сошел. Никакой тебе ржавчины, рассохшегося пластика, мигающих ламп и всех прочих печальных атрибутов ветхости. Теперь рыдваном его и язык не повернется называть. А шлюзы как работают! А движки! Цилли в себя немножечко придет и наверняка оценит. До конца полета весь техперсонал баклуши бить теперь может. Помолодевший Бас уже, поди, парочку оргазмов от такого подарка судьбы словил. Хоть тут не напортачили… зирки альбиносные. Все, теперь или Рекичински расскажет всю правду, или я его прикончу! Никак у меня концы с концами во всей этой истории не сходятся.

В сияющую адорианским подарочным блеском рубку уже набился весь экипаж. Даже Двухвостый Шу приковылял и скромненько притулился в уголке, утешаясь самощупальцево выращенной клубникой. Все ухи в слезах. Из-под него периодически доносятся приглушенные увесистым задом поминания зирковой родительницы и злобные посулы подпустить палочку кометной дизентерии тому, кто выключил свет. Бас буквально лежит на приборной панели, наглаживая ее обеими руками. Фальшивые брюлики на свежеотполированном сутенерском штурвале сияют так, что по всей рубке радужные сполохи скачут, озаряя лица присутствующих. А на главном обзорном экране приветливо светятся неизбывные звезды. Как уверяет Бо — какого-то там сектора Треугольника, откуда мы в крайний гипер и сиганули.

— Может, вас наедине оставить? — язвлю в адрес пилота, шлепаясь в свое кресло с разукрашенным Тасей чехлом, которое немедленно подстраивается под мою анатомию. — А то просто так смотреть неудобно, а присоединиться что-то не тянет.

Варг взгыгыкивает и уверяет, что эт я зря. Как раз бы свой свеженький апгрейд протестировал. Язык мой — враг мой… и один из Шухеровых хвостов еще.

— Уже всему экипажу небось раззвенели? — надуваюсь я. — В эфир запулите… чтоб и все станции и корабли в округе поржали. Надо было вас альфам в вечное рабство сплавить…