Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки
Клешнин бросил на стол карандаш, поднял телефонную трубку, отвечая на звонок.
– Ты поосторожней, Андрей, – сказал ему верный приятель из обкома. – «Генерал» бьет копытом. Ты его знаешь, не зарывайся.
– Поздно, – тихо ответил Клешнин, вслушиваясь в далекие шумы эфира. – Боги отвернулись от изгоя. – Он слегка улыбнулся. – Помнишь, как мы говорили: скажи мне, кто твой враг, и я скажу, кто ты?
Он положил трубку, зная, что вычеркнут из списков. Без волнения, почти умиротворенно подумал о закономерностях своей жизни, вспоминая, как тайно строили завод панелей в Городке. Завод исправно выпускал панели, в дома селились люди, а легализовать предприятие, получать материалы и оборудование, платить легальную зарплату оказалось куда труднее.
Спроси у него, ради чего риск, он не нашел бы другого ответа, кроме простого и очевидного – быстро строить удобное жилье. Его не интересовали награды и деньги. Какие награды, если, в лучшем случае, его могли выгнать с работы, а в худшем… Тогда ради чего? Самоутверждения, гордыни, азарта жизни, ради идеи, которая вызрела и ты знаешь, что она верна?
Круг замкнулся. Его новым фантомом стал Сохатиный – вместе со школой, больницей, библиотекой, отдельными квартирами, ванными, горячей водой… В нем есть все для жизни, но нет почтового адреса. Не отыскать на карте поселок-призрак, стоит он, притаившись среди деревьев, как крайняя точка Клешнина в высоких широтах – он есть, но его нет.
Самолет уже летел над кронами черных деревьев, пронесся над руслом Иргичена, и под колесами зашуршала взлетная полоса, упирающаяся в сопку. Взревели тормоза. «Как они тут садятся, – подумал Перелыгин. – Чуть промахнулся – и там».
Пока затихали двигатели, к самолету подкатил «уазик». Из него вылез монументальный Савичев в овчинной дубленке и невысокий, элегантный, с прямой спиной, несмотря на пятьдесят с гаком, Лебедев в рыжем волчьем полушубке. Оба – большой и маленький – смешно стояли у машины. Перелыгин помахал им в окошко, в ответ Савичев показал вяленого чебака.
Кальян затащил в машину канистры и ящик с пивом. Шаркая собачьими унтами по снегу, подошел Громов.
– Разгружаюсь, и домой. Надумаешь назад, звони. – Он протянул Перелыгину руку. – Повезет, сам заберу.
– Залетайте с ночевой, – потеребив бороду, предложил Савичев. – Баньку организуем.
– Это как фишка ляжет и как с погодой повезет, – ответил Громов. – Бывайте, мужики. Давай, давай, задумчивые, в хвост вас и в гриву! – заорал он, размахивая руками в сторону грузовика, неспешно выруливающего на аэродром.
– Сейчас завезем ко мне Егора, – сказал Лебедев, – а сами – к Клешнину. Он тебя ждет. Заберем его. Все вещи из твоей квартиры… – он хихикнул, сделав ударение на «твоей», – я вывез, но раскладушка, стол, стулья и кое-что из посуды на первое время есть. Я улетаю послезавтра, Клешнин – на следующей неделе, но времени у него не будет, а сегодня у нас вся ночь.
С волнением Перелыгин вошел в кабинет. Навстречу из-за стола поднялся невысокий, плотный, лысеющий человек в костюме цвета мокрого асфальта, со вкусом подобранным синим галстуком, внимательно ощупал Егора умными темными глазами.
Лебедев с явным удовольствием наблюдал, как Клешнин с Перелыгиным, демонстрируя взаимную приязнь, пожимали друг другу руки.
– Я давно ждал этой встречи, – сказал Перелыгин, усаживаясь за стол. – Нера вас помнит и шлет кучу приветов.
– С вашей помощью я в курсе тамошних дел. – Клешнин из-под приветливой улыбки придирчиво изучал Перелыгина. – Вы интересно пишете, и у вас хорошие друзья. Вы, кажется, хотели переехать сюда, но, думаю, Нера вас не разочаровала.
– Много с тех пор воды утекло, – усмехнулся Перелыгин. – Теперь вот могу остаться, но не уверен – хочу ли.
– Да-да… – Клешнин потер пальцем переносицу. – Жизнь нельзя ни догнать, ни повернуть назад. – Он с неотрывным вниманием следил за Перелыгиным. – Запоздалые решения, знаете, – сказал он со значением, – не приносят ни нужного результата, ни желаемого удовольствия.
Лебедев нетерпеливо поерзал на стуле.
– По-моему, верительные грамоты вручены, – остановил он поток любезностей. – Гостя пора кормить.
Квартира Лебедева оказалась просторной, трехкомнатной, с двумя большими подсобками.
– Такую бы хату на материке, – поцокал языком Перелыгин, пройдясь по комнатам, которые из-за пустоты казались еще больше.
Они устроились на кухне. Савичев исполнял роль временного хозяина. Вручая ключи Перелыгину, Лебедев заявил, что тот в его присутствии вступать в права не должен.
– Ко-не-чно, – обреченно протянул Савичев, возвращая Перелыгина в далекое прошлое. От этих забытых интонаций у него потеплело на душе.
Савичев достал из-за окна наструганного чира, поставил тарелки с оленьими языками, балык нельмы, соленые грибы.
– Главное блюдо, – объявил он, – пельмени с сохатиной. За окном целый мешок. Но ты будешь жить у меня.
Утолив первый голод, Клешнин стал рассказывать про строителей Сохатиною, которые оставили в центре поселка первую палатку вроде памятника героическому прошлому.
– Я им: убрать – это памятник не героизму, а нашему позору. – Клешнин внезапно замолк, будто забыл, что произошло дальше. – Да ладно, – махнул он рукой. – Мне тут интересная статейка попалась в журнале, что по райкомам рассылают. Имя автора запамятовал, – без всякого перехода начал он. – Зато к нам имеет отношение. Предсказывают, что богатые страны скоро ввяжутся в драку за природные ресурсы. Сначала, понятно, бедных задавят, а после между собой разбираться начнут. И написано об этом в конце семидесятых.
– А нам что до этого? – Лебедев аристократически откинулся на спинку обшарпанного стула, сложив руки на груди.
– Интересная штука получается… – Клешнин метнул в его сторону быстрый взгляд. – Очень интересная такая штука. – Он наклонился над столом, глаза его заблестели. – Мы живем на одной восьмой части суши, так? Это тоже природные ресурсы – вода, лес, земля, а в земле – треть мирового сырья. Замечательно, – потянул он дальше ниточку рассуждений. – Да вот беда, народу маловато. И далее вопрос. – Он остановил жестом попытку Савичева что-то сказать. – Вопрос, – повторил он, вытянув указательный палец, – позволит ли мир нам владеть такими богатствами?
– Связываться с нами хлопотно, можно по зубам отхватить. – В голосе Лебедева послышалась язвительность. – Но после нынешних передряг сильнее мы не станем.
– Ты и оптимист вдобавок, – в тон ему сказал Клешнин. – Будет гораздо хуже. У нас есть лет пятнадцать, и надо силы бросать на Север, Дальний Восток, Сибирь – развивать, заселять с прицелом на перспективу. Обживать низовья Колымы, Индигирки, Яны – это же оплот русской цивилизации, как иначе контролировать восточную Арктику, шельф, полюс? – Клешнин недобро засмеялся. – А мы виноватых ищем. В чем, позвольте спросить, лично я виноват? Старателей привлек? Да с ними я три года, а может, и больше выиграл – вот что главное. Развивайте теперь стройиндустрию для всего междуречья. Была бы на Колыме с Индигиркой стройбаза… – он обвел всех хмурым взором, – и лагерей никаких не было бы – люди сами бы в «Дальстрой» валом валили.
