Владимир Акимов - Поединок. Выпуск 9
Рванет или не рванет? На восток уходила чудовищная бурая туча, а с запада в море лежало прораставшее черным дымом пятно.
Рванет или не рванет? Командир закрыл глаза.
Внизу на срезе стадвадцатимиллиметрового орудия сушилась подмоченная картошка. От нее шел успокаивающий кислый запах быта.
«Ничего не будет», — решил командир, но, снова открыв глаза, увидел встающий угрожающим деревом дым и снова почувствовал медленное приближение взрыва. От сухости во рту он выплюнул за борт свою папиросу. Облизал мясистые губы, отер свисавшие усы и коротко вздохнул.
Тяжело командовать большим кораблем! Но разве легче комиссарить в такие дни? Командир крупными шагами ходил взад и вперед по шканцам. Ходил, наклонив вперед тяжелую черную голову и крепко заправив руки в карманы. Ходил и не мог остановиться.
Красный город — сердце революции — был на краю гибели. Враг стоял у ворот, и враг был внутри. «Неужели форт подожгли?» Комиссар отмахнулся головой: «Теперь все равно, теперь только ждать: рванет или не рванет». И от этого сознания, от мысли, что сделать все равно ничего нельзя, хотелось все на свете крыть бешеными словами.
Но комиссару из себя выходить нельзя. Комиссару нужно сохранять спокойствие.
Демин по трапу поднялся на корабль, поставил мешок и стал осматриваться. Над его головой страшной тяжестью висели три двенадцатидюймовых орудия, и люди на палубе так же неподвижно и молча смотрели на корму.
Что-то должно было случиться, но его это не касалось. Служба при всех обстоятельствах остается службой, — назначенному на корабль надлежит явиться к вахтенному начальнику.
Однако, прежде чем явиться, нужно было его найти, а сделать это было не просто. На палубе собралось слишком много комсостава, — который из них на вахте? Демин приготовился почесать затылок, но вовремя остановил руку, придумав выход.
— Товарищ вахтенный начальник! — позвал он негромко.
— В чем дело? — спросил сзади неожиданный голос, а обернувшись, прямо перед собой Демин увидел сухое горбоносое лицо с выпуклыми глазами.
— Являюсь на корабль.
Вахтенный начальник взял его документы и, медленно выжимая один из-под другого, точно карты, стал их читать про себя. При этом он двигал высоким кадыком, совсем как пьющий воду верблюд.
— Верблюд! — позвал подошедший Поздеев, и Демин, не удержавшись, фыркнул.
Поздеев оглядел его с ног до головы, а потом не спеша обернулся к вахтенному начальнику:
— Что нового?
— Вновь прибывший, — ответил тот, кивая в сторону Демина.
— Какая специальность?
— Гальванер, — доложил Демин, но Поздеев его не заметил.
— Гальванер, — со вздохом подтвердил Верблюд.
— И ты не знаешь, куда его приладить?.. Джокерное мучение?
Демин вдруг покраснел, — вспоминать о сестре командира было неприятно. Чего этот паразит суется? Что он за птица такая?
— Я старший артиллерист, — точно ответил ему Поздеев. — Явитесь к командиру третьей роты, каюта номер двадцать три по левому борту.
Сквозь тучу черного дыма снова выбросился бурый столб, и люди на палубе насторожились.
Но ударило не сильнее, чем раньше, — это все еще не был тротил. Поэтому командир достал новую папиросу, а комиссар зашагал дальше.
— Есть! — сказал Демин, нечаянно приложив руку к фуражке. Уже спускаясь по трапу, вспомнил об этом и усмехнулся.
Гальванеру старший артиллерист — прямое и наивысшее начальство. Может, неприятное начальство, но неизбежное.
6
Взрыва ждали весь день и всю ночь. Ночью было светло, но над фортом стояло темно-красное зарево, и на палубе было еще страшнее, чем днем.
Потом ждали весь следующий день. Дым становился все тоньше и наконец исчез, но всю вторую ночь командир и комиссар не спали.
Утром третьего дня пришло известие от группы охотников, пробравшихся на форт. Пожар закончился. Тротил, частью уже расплавившийся, был безопасен.
Тогда о нем забыли и снова зажили той удивительно мирной жизнью, которая бывает только на фронте в перерыве между двумя боевыми происшествиями.
Жизнь эта — неплохая, но, к сожалению, такие перерывы редко бывают продолжительными.
Ночью дозорный крейсер с моря увидел непонятное судно. Огонь был открыт с опозданием, и противнику удалось выпустить торпеду.
Стоявший поблизости сторожевик принял нападавшего за подводную лодку и стал сниматься с якоря, чтобы ее таранить. Внезапно предполагаемая подлодка развила скорость около сорока узлов и скрылась в облаке пены.
Только тогда на сторожевике поняли, что это торпедный катер, которого десятиузловым ходом не нажмешь, и что даже стрелять уже поздно. Только тогда заметили, что крейсер тонет.
Жизнь становилась непонятной и неудобной. Какой-то катер пустил ко дну большой крейсер. Крейсер необъяснимым образом затонул от одного торпедного попадания. Все это было совершенно неправдоподобно.
В кают-компании ели суп из двуглавой воблы (названной так по изобилию голов в котле) и недоумевали:
— Что же случилось с их переборками?
— Были открыты двери, — ответил Болотов. — Мне Соболевский говорил. Они на эсминцах спасали команду.
— Открыты? — удивился Поздеев. — На боевом положении?
— Ночью было жарко. Команда пооткрывала их самовольно.
Наступило молчание.
— Вместо него могли стоять мы, — сказал наконец Лебри.
— Могли.
Старший помощник пожал плечами:
— Нас так просто не потопишь.
— Все равно погано.
— Много погибших?
— Не знаю, — ответил Болотов.
— А спасенные рвут на себе волосики, — усмехнулся Кривцов. — Они только вчера получили продотряд и даже не успели его поделить. Я сам видел у них на юте черт знает сколько мешков муки.
— Мука, сало и яйца.
— И монпасье.
— Обидно.
Человеческие жизни стоили, конечно, дешевле монпасье. Крейсер расценивался дешевле яиц. Болотов не выдержал — встал и вышел.
— Люблю, когда людишки теряют аппетит, — тихо сказал Кривцов. — Слейте мне его гущу, я не брезглив.
— С чем тебя и поздравляю, — ответил Поздеев и передал ему тарелку.
На этом разговор в кают-компании прекратился. Глухо гудела вентиляция, и тупо звякали ложки. Командный состав корабля старательно насыщался.
По собственному опыту я знаю, что недостаточное питание сильно влияет на человеческую психологию, а потому к данному случаю отношусь снисходительнее Болотова. Но все же я никогда не стал бы доедать суп моего принципиального противника.
