7 Чакр Земли. Уезжать, чтобы вернуться - Юлия Владиславовна Прерия
– Рия, – тихо промолвила Маша, глядя прямо на подругу, – ты можешь рассказать мне всё, что угодно. Прошу тебя, верь мне, – и после недолгой паузы решилась спросить. – Я могу узнать, кто такая Ночь В.?
– Пойдем, Машунь. Я постараюсь рассказать… Мы уже у нужного ряда, темнеет, а мне очень хотелось бы завершить то, ради чего я приехала.
– Мы приехали, – сделала ударение на первом слове Машка.
– Верно, мы.
И Рия медленно свернула на узкую тропинку среди старых могил, разглядывая выгравированные фамилии. Время от времени она наклонялась, чтобы стряхнуть снег и разглядеть очередное имя и грустную дату. Такие даты никому не хочется помнить, думала Рия, продвигаясь вперед по ряду. Через несколько метров она повернулась к по-прежнему ожидающей Маше и произнесла:
– Мы здесь потому, что сегодня день святого Валентина. Но не потому, что я встречаю его в одиночку, а у меня, между прочим, даже кота нет. Уж поверь, я не могла предвидеть того, что мы расстанемся после трехлетних отношений, и, естественно, легко мне это не далось, но я привыкаю к мысли, что мы не вместе. Так что тут ты не угадала.
– То есть паника 14-го числа не связана с девушками, которые скупают пончики в розовой глазури, платья с пышными юбками и открытки в форме сердечек? – уточнила блондинка. – А потом хвастаются подарками и суют их в веселые пакетики в алый горошек. Фу!
Рия отрицательно помотала головой:
– Нет. Но я бы предпочла сейчас этот вид помешательства, – с грустью призналась она. – Мы здесь, потому… Потому что мне очень страшно. Много лет назад умер очень дорогой мне человек, а я так и не смогла смириться с его смертью. Теперь она висит надо мной датой, которую невозможно забыть. – Несмотря на волнение, она старалась говорить ровно:
– Маша… Прости меня, мне так стыдно перед тобой. Не потому, что я не хотела тебе рассказывать, – голос Рии сорвался, – просто я ничего в жизни так не боялась, как приехать сюда. Мне было так страшно, что я даже не могла присутствовать на похоронах. Я просто запаниковала, плакала в комнате… И не поехала.
– Рия, мне так жаль. Ты никогда об этом не говорила…
– Достаточно того, что я постоянно об этом думаю. Маша, я была очень маленькая – и это единственное, что меня оправдывает, но потом я выросла, а этот страх держал меня, и я мысленно проскакивала этот день – и не приезжала. Но в этом году меня словно наизнанку вывернули: Людмила, потом Френк. Я слишком много всего стала доставать из воспоминаний, которые сложила в пыльные ящики и спрятала на антресоли, а ведь оттого, что ты прячешь что-то в своей памяти, ничего не исчезает… А лишь продолжает жить в нас, понимаешь? – голос Рии сдался на последней фразе, и слезы покатились по её лицу мелким бисером.
Маша подошла и бережно обняла подругу, тихо приговаривая:
– Милая, но ты же в конце концов здесь, к тому же, с группой поддержки. Группа просто так быстро собиралась, что забыла притащить дудки, помпоны и напялить майку с номером. Но мы все с тобой, даже медведь.
Рия непонимающе взглянула на Машу и вытерла слезы.
– Какой такой медведь?
– Ну, медведь, мед-ведь, – разъяснила по слогам Машка, как будто от этого что-то становилось понятно. – Знаешь, на футбольных матчах, например, из мужика какого-то, который по полю бегает, тотем делают и надевают на него какой-то волосатый и жаркий костюм, с жуткой сеточкой на глазах. Обычно костюм медведя, – подвела она итог.
– Точно, – хихикнула Рия, окончательно приходя в себя.
Маша растерянно улыбнулась и побрела дальше по ряду, рассматривая надгробные надписи.
День подходил к концу, и солнце садилось всё ниже. Признаться, заснеженное старое кладбище оказалось явно не самым уютным местом для проведения дня Святого Валентина с лучшей подругой. Да и признание Рии окончательно выбило почву из-под ног. Оставаясь до последней секунды совершенно уверенной в том, что Рия грустит из-за потерянной любви, Машка лишь сейчас осознала, как немного она знала о детстве Рии, как мало та рассказывала о своей семье.
Блондинка аккуратно повернулась и посмотрела на худенькую девушку, которая шла зигзагом, смахивая белые снежинки рукавицей, чтобы прочесть имена умерших. Машка пошла вперед, продолжая делать то же самое. Так они шли уже несколько минут, дойдя до середины ряда. Маша вновь коснулась серого гранита и, стряхнув белое покрывало, обнажила слово «Ночь».
– Рия, Рия, скорее! Беги сюда! Я нашла! – закричала девушка.
Брюнетка уже неслась по тропинке со всех ног.
Остановившись у полузаснеженной могилы, Рия присела и провела мокрой варежкой по оставшемуся на надгробии снегу. Тонкая корочка спала, открывая серый прямоугольник с закругленными краями. Надпись гласила: «Ночь Виктор, дата рождения, а затем дата смерти – 14 февраля». Чуть ниже витиеватый почерк вывел:
И звездами по небесной крыше
Я вновь имя твое напишу.
Ненавижу тебя, ненаслышу,
Неначувствую, неналюблю.
Холодок расползался паутинкой по телу Машки при каждом прочтенном слове.
«Привет, папа. Прости, что давно не приезжала», – тихо промолвила Рия и опустилась на колени возле серой плиты.
В одну секунду многое встало на свои места. Маша присела на корточки рядом с Рией, которая неотрывно глядела на портрет красивого мужчины, выгравированный на камне.
– Ты вся в него, настоящая красавица, – прошептала Машка, не находя, ничего более уместного в данной ситуации. – Я вас оставлю и подожду тебя на вон той лавочке неподалеку.
Рия не повернулась посмотреть, куда показывала Маша, и даже не ответила, а лишь едва кивнула, давая понять, что ей нужно время.
Маша смахнула снег и села на лавочку, отвернувшись в другую сторону, подобная сцена выглядела слишком личной, а если честно, – невероятно грустной. Они дружили много лет, и, подумать только, ей ни разу не пришла в голову мысль спросить об отце Рии. То, что подруга выросла только с мамой, никогда не вызывало у Машки вопросов. Маша решительно отвернулась, рассматривая небо, она должна была, как группа поддержки, быть сильной и решительной, потому то и собирала остатки сил, стараясь не обращать внимания на то, что за спиной всхлипывает подруга, а тело сковывает жуткий холод.
Солнце уже давно скрылось. Рия сидела неподвижно, глядя на светло-серую надпись, на красивый разборчивый почерк. Девушка прикоснулась к тонким завитушкам пальцами, бегая от буквы к букве, она с легкостью узнала мамин почерк, по записям которой сделали гравировку.
Смеркалось, становилось холодно, но она даже не чувствовала ни замерзших рук, ни мокрых коленей, ни дуновений ветра, которые обжигали лицо. Девушка заправила под воротник куртки выбившиеся волосы и полезла в сумку, затем вытащила зажигалку и три заранее подготовленных белых свечи разного размера. Их никак не удавалось зажечь, хотя Рия и прикрывала фитиль рукой. Руки полностью окоченели, а морозный ветер даже не думал униматься, не прекращая дразнить девушку, но, несмотря на это, она настойчиво чиркала зажигалкой, сумев насадить три маленьких огонька.
Продолжая сидеть на коленях, сложив руки у груди, Рия тихо шептала, глядя на портрет мужчины:
– Папа, привет… Когда ты оставил нас, я так злилась на тебя. Я…я так долго не могла тебе простить. Возможно, именно потому ни разу… Прости меня, ни разу к тебе не пришла. Я же помню, ведь ты умер, спасая нас. А я… как же я могла… даже не пришла попрощаться.
Рия согнулась пополам, как будто острый нож вонзился ей прямо в живот.
– Но мне теперь не страшно, – продолжала она, хотя слезы уже сильно жгли глаза. – Я обещаю тебе, что больше не буду бояться. Прости меня, пожалуйста, слышишь?! Я не боюсь! – крикнула она, стоя перед серым гранитом на коленях и упала в снег.
Маша уже устала сидеть, насквозь промерзла, и оттого давно ходила взад–вперед у лавочки. Отдаленный шум заставил ее обернуться: Рия пристально смотрела на портрет отца, затем
