Неправильный оборотень - Ирина Кочеткова
– А Лийска что сказала?
– Да чо дитё после таких мученьев скажет? Как перекинулась, беленька, крохотная, худющая, одни глазищи зелёные на лице да волосёшки, что огонь. Говорит, то ли Лийса, то ли Вийса. Только и лепечет: «Лийса-Вийса». А видать, раз перекинулась, то годков пять-шесть есть, а больше ничё не знаем. Уж сколько годов-то прошло – никто её не ищет. Вот и думаем, что ворюги те её родителев порешили, а её, верно, магам на опыты везли, и Уруску покрали для того же… А зверёв выпустили с клеток. Правда, не все в лес-то побежали. Да ты ж нашего Волчка помнишь, он в прошлом году сдох – вот он из тех. Увязался за Ррыком, верно, вожака признал, так у Ррыка поначалу во дворе и жил. Ррык его потом к нам привёл, потому как сам – то здесь, то уезжает. И покормить-то волка может забыть, у него ж и скотины сроду не было.
Я вспомнил нашего угрюмого сторожа, что жил во дворе. Он, действительно, никогда не играл, домашних не трогал, но и панибратства не позволял. Аккуратно освобождаясь от детских ручонок, нырял куда-нибудь под сарай, чтобы не достали. И только при появлении Ррыка оживлялся, ходил следом, не сводя с него глаз, и с радостью бросался выполнять нехитрые поручения вожака – привести того-то или унести что-нибудь тому-то. И никогда не ошибался, хотя был простым зверем.
Впрочем, он довольно долго прожил для волка – надо бы спросить у отца или Ррыка…
– …Верена-то и приютила девчонку. А рыжая эта только с Вереной да с Урусом ласковая. Сам, чать, слыхал, как языком чешет. Ты ей слово скажешь – она те десять, иной раз не посмотрит, что старше…
Да уж, всем в деревне ведомо, что Лийсу лучше не задевать, а лучше всех это знают несостоявшиеся женихи. Хотя вот который год, только начинается течка у лисицы, а уж полный двор оборотней.
А ведь по годам Лийска считается перестарком, но желающих не становится меньше. Неужто, лисица и впрямь ждёт, когда Урус в силу войдёт?
Вспомнилась картина на сеновале, да так ярко, что опять кинуло в жар. Так ведь, действительно, Уруса могут убить.
В этом году Гром к ней в женихи набивался. А он зверь матёрый, злой и хитрый, с ним мало кто потягаться может. Да и я бы даже и не подумал с ним спорить, я ж – щенок против него. Вспомнилась радость Уруса и моя стычка с дикими – я даже не понял, на кого пошёл, сгоряча заступился за своих.
– Да видать, девчонка-т не из простых…
Это о ком бабка говорит? А-а, всё ещё про Лийску.
– За стол-то, как впервораз сели, она на краешке стула присела, спинка пряменько-пряменько, ручки сложила по-благородному. Каша-то простая, овсяная. А она ложечку так красиво ручкой-то взяла, понемножечку в ротик накладывает. Не хлюпает, не дует на кашу и не сопит. Прям вся такая, как картинка. После еды «спасибо» говорит. А вот работу какую, там полы помыть аль посуду, ничё не умела, всему её Верена учила. Видать, с прислужниками жила. Вот вся такая благородная, а не искали никто… А может, издалеча привезли… Илка у ей есть.
– Чего?
– Илка. Да ты ж видал, Уруска тоже теперь илкой в мясо тыкает.
Вспомнилось, что, действительно, брат за столом ел не просто ножом, а с помощью приспособления, похожего на маленькие вилы. Вилка, вот как называется. Ну да, уже год как пользуется, мне как-то всё равно было.
– Это всяки благородные илкой-то кушают, а она и Уруса приохотила. И ведь не ищут… А гости на празднике-то тож илками тыкались… Оборотень заморский был, хвастал, тигрой перекидывается. Тигра – эт кошка полосатая большая, незнай, страшная аль нет. Ррык про тигру сказывал. А с ём маг заморский, сам важный, а всё про тя выспрашивал – чё да как. Ну, там Ррык с Ариткой отбрёхивались…
Чего ещё бабка понарассказывала бы – неизвестно, в двери ввалился Арыска. Взлохмаченный, рубашка разодрана, штаны на коленке порваны, один глаз совсем заплыл, ободранным кулаком под носом кровь вперемешку с соплями подтирает. Тихо всхлипывая, упрямо супил брови.
– Арыс! Арыска, чевой-то с тобой сдеялось? Кто ж те рожу-то начистил?
– А чо… а чо! Он предатель! На нашего Гора нападал! Ы-ы-ы-ы…
Не выдержав, братишка заревел басом, размазывая по ссадинам солёные слёзы, добавляя сукровицу из носа – щиплет же ссадины, поморщился я.
– Ты ж смотри, Лагора защищал! Ах, защитник ты наш! Правильно в морду им дал, своих защищать надо. А ты тож ему наподдал никак?
Слёзный поток моментально иссяк.
– Я ему в ухо дал! А потом по кумполу… и пинул по заду, когда он пошёл. Вот! И ещё врежу, только придёт играться! – размахивал руками, показывая, как дрался, Арыска и не заметил, что уже сидит у меня на коленях.
– Да никак ты с дружком своим Мираком сцепился?
– Он мне не дружок теперь, он – предатель! Он на нашего Гора нападал!
– А чево ж он предатель-то? Гор ему кто? Никто. Эт тебе он – братка любимый, а Мираку он не нужон! – на этих словах мальчишка опять сдвинул брови и сжал кулачки. – А там мамка с папкой евойные любимые! Как же он их-то предаст? Никак нельзя папку с мамкой предавать, хоть ты сто раз ему дружок.
– Так чо ж, папку не предавал, да. А на Гора-то нашего нападал!
– Вот за то, што он на брательника твово нападал, ты правильно ему всыпал, только он не предатель. Разумешь отличья-то?
– Разумею. Баб, я ему ещё всыплю и играться с ним не буду!
Насчёт «всыплю», похоже, всё наоборот. Скорее, Мирак всыпал Арыске. Как-никак, он уже перекидывался, а это уже давало перевес в силах. Надо бы позаниматься с братишкой, научить приёмам в драке.
– Ты, Арыс, большой уже! А большие, они только за волчицу дерутся.
– Ещё за вожака… – Арыска перебрался поближе к бабке, а я тихонько улизнул от вопросов и ответов.
***
Вечером Урус передал наказ вожака прийти с утра на занятия.
Я разлёгся на траве у ручья, протекающего позади нашего ряда домов. За ручьём начинался луг, на котором деревенские выпасали коз да гусей – всякую мелкую скотину. А дальше шёл
