Андрей Тараненко - Кандидат в коммандос
– В Боливию?
– Летим час, два… Три часа летим. Солнце опустилось в море – мы проводили день и встретили ночь. Пилот ориентируется по приборам. Вдруг правый мотор заглох. Мы в ужасе. Пилот планирует с включенными фарами. Под нами – сплошная сельва. Нам повезло, что это был ас! Он посадил машину на крохотный пятачок. Затем штурман сверился с картой. Я видел, как у него побелели губы… Мы приземлились на землю сандинистов… Залегли в оцеплении, а пилот принялся чинить мотор. Он очень спешил. Сказал, надо скорее сматываться отсюда.
* * *Далее Рорабек рассказал следующее. …Сандинисты взяли их на рассвете. Специальный отряд по борьбе с коммандос выскочил из зарослей, и Джон, связанный по рукам и ногам, жестоко избитый, оказался в кузове военного грузовика.
Грузовик остановился во дворе какой-то казармы. Здесь пленников развязали и вытолкали из кузова.
Подбежал фотограф, защелкал затвором своего "Кодака". Сандинисты охотно фотографировались вместе с пленными.
Последних построили на плацу, приказав стоять по стойке "смирно", затем офицер пересчитал их, тыкая каждому пальцем в грудь. Он замер перед шеренгой, широко расставив ноги, засунув руки под ремень, и заорал:
– Гринго! Сволочи! Вас взяли в плен бойцы отряда специального назначения Сандинистской народной армии. Вы наши враги, а врагов надо убивать! – офицер глубоко глотнул воздуха. – Крысы! Каждый день вы лезете через границу республики, сжигаете наши дома, убиваете активистов… Запомните! Пощады вам не будет! Рано или поздно мы все-таки убьем вас всех.
После очередного избиения Рорабека повели на третий этаж казармы, где в одном из кабинетов его встретил приятно улыбающийся плотный брюнет среднего возраста.
– Ай-яй-яй! – сокрушенно покачал он своей кучерявой головой. – Как они вас. И ведь ничего не поделаешь. Выходцы из деревни, пролетариат. Я даже начальству не могу пожаловаться. К сожалению, я следователь старого типа. Служил в юридическом отделе еще при свергнутом диктаторе… – Он показал рукой на стул. – Что же мы стоим? Прошу садиться!
Рорабек отреагировал только на жест, единственное, что мог понять человек, не знающий языка. В остальном сержант продолжал играть свою роль – не знаю, не понимаю, ничего сказать не могу.
– Вы обвиняетесь в незаконном нарушении границы нашей республики, – продолжал следователь на английском. – Я искренне симпатизирую американцам, но, к сожалению, в вашем самолете обнаружено десять винтовок "Гаранда-А1", базука, три ящика гранат. Это серьезная улика. Вы или обыкновенные террористы, либо коммандос. Сейчас мы и хотим установить это, так как пилот уничтожил сопроводительные документы, сжег карту. В перестрелке сам был убит.
– Извините, товарищ, – сказал на чистом русском Рорабек. – Но я ни слова не понимаю ни по-испански, ни по-английски. Я обыкновенный русский инженер! Запросите советское посольство.
Следователь был не тот человек, чтобы его можно было обвести вокруг пальца. Он сразу перешел на русский и сказал сержанту, что свободно владеет шестью языками.
– Впервые вижу американца, который изображает из себя русского. Я могу задать вам сто вопросов, ни на один из которых вы не ответите.
– Задавайте! – завелся Рорабек.
– Вы из какого города?
– Из Ленинграда.
– Главная улица города!
– Невский проспект!
– Где вы родились?
– В Коломне.
– Чем этот город знаменит?
– Восстанием Болотникова.
Следователь продолжал сыпать вопросами, поражая Рорабека знанием России.
Через два часа следователь выключил магнитофон. Он устало потер виски и сказал:
– То, что вы сейчас наговорили, будет подвергнуто самой тщательной проверке. Вечером мы встретимся вновь. Я привезу заключение советского эксперта.
Вечером Рорабека снова привели к следователю.
– Я больше не буду разговаривать с вами по-русски, непоколебимый "мистер ИКС". Вы заставили меня суетиться, – недовольно произнес он. – Впрочем, я не ставлю под сомнение вашу подготовленность – в целом вы знаете Советский Союз прекрасно. За исключением, конечно, тех неточностей, где вы изобразили естественную неосведомленность. Советский эксперт доказал мне, что в ваших ответах отсутствует логика, присущая только советским людям. А это уже не география, "мистер ИКС"… Вы не вжились в образ… К сожалению, я вынужден временно передать вас в технический отдел.
Рорабека повели по коридору. Охранник остановил его у обитой железом двери.
– Приготовься, гринго! Тебя ждет сюрприз!
Сандинист толкнул дверь. Рорабек застыл на пороге, чувствуя, как мгновенно похолодели руки и ноги. Затем краска ударила ему в лицо. Он понял, что главные испытания только начинаются. Все, что было прежде, в том числе и то, что он выдержал в школе "Колумбуса", цветочки по сравнению с тем, что сейчас произойдет за этой дверью.
Рорабек стоял на пороге камеры пыток…
Прохладный ветерок, налетающий из открытого окна, шевелил волосы Рорабека. Сержант не чувствовал сквозняка – липкий пот страха струился по телу, когда он смотрел на стоматологическое кресло, специально переоборудованное для истязаний, на иезуитские щипчики, пинцеты и иголки, аккуратно разложенные на столе.
– Входи, гринго! Не стесняйся! Эта процедура приятнее смерти!
Сандинист хохотал, толкая в спину автоматом Калашникова.
Рорабек вошел. В камере пыток пахло госпиталем и мясной лавкой. Он увидел большой стальной ящик с крышкой, до краев наполненный окровавленной ватой и бинтами.
– Ознакомлю вас с правилами поведения на допросе, – мирно сказал следователь. – Сейчас вы сядете в кресло, как обычно делаете у врача. Вас пристегнут к поручням. Кричать запрещено. Если захотите избежать процедуры, признайте свою национальную принадлежность, назовите фамилию, воинское звание, цель полета.
Рорабек отрицательно покачал головой.
– Как знаете, – расстроился следователь. – Я искренне хотел вам помочь.
Он обернулся и сказал что-то по-испански.
Два обезьяноподобных человека схватили Рорабека под руки и насильно усадили в кресло, пристегнули к ножкам и подлокотникам. Послышался скрип несмазанных дверных петель, и из соседнего помещения в камеру вошел невысокий полненький человечек, одетый в белый халат. Это был палач.
– Буэнос диас, амигос! – сказал палач.
– Говорите по-английски, – кивнул ему следователь. – Наш подопечный – американец.
– Вот как? – человечек охотно перешел на английский. – Я рад знакомству с нашими заклятыми врагами. Меня зовут доктор Лопес.
"Все равно я буду называть тебя Палач", – твердо решил Рорабек и отвернулся.
– А как вас зовут, мистер, э-э-э… Сержант презрительно усмехнулся.
– Вы спрашивали у меня, какой язык он признает родным? – обернулся следователь к палачу. – Русский. Вы мне не поверите, но этот гринго отвечает только по-русски.
– А вы уверены, что он не русский? Может быть, здесь какая-то чудовищная ошибка и мы подвергнем пытке нашего товарища.
– Я запрашивал советское посольство. Он – американец. Я твердо знаю, что он американец, доктор Лопес. Мне нужно только одно – чтобы он признал себя американцем.
…Минуту спустя Рорабек извивался в нечеловеческих муках, хрипел от боли, прошитый током, в то время как ему в лицо почти в упор светила мощная лампа.
– Имя! – кричал палач. – Назови свое имя!
Когда Рорабек терял сознание, его приводили в чувство с помощью нашатырного спирта и снова давали ток.
…Патрульный катер сандинистов, рассекая форштевнем тугую океанскую волну, быстро приближался к слабо поросшему лесом плоскому островку. Мощный дизель катера рычал, как тюремный пес, заставляя мелко дрожать палубу. Вибрация передавалась пленникам, сидящим над моторным отделением в наручниках.
Рорабек, слегка ослепший после пыток электричеством, жмурил левый глаз, а правым глядел на черный канал ствола, нацеленного ему прямо в голову автомата Калашникова.
Стремительная океанская лазурь, пенясь, летела мимо бортов катера, ветер приятно холодил лицо, на котором играли солнечные блики, отраженные от воды.
В ушах Рорабека звучал голос следователя, мягкий, вкрадчивый…
– Зачем вы терпите такие страшные пытки? Во имя своих убеждений? Или вы стыдитесь того, что вы американец?
– Я русский! – Рорабек еле давит из покалеченного пыткой горла слова. – Советский инженер. Английского языка я не знаю.
– Сейчас вы примите душ, вам окажут медицинскую помощь. Вы поймете, что напрасно упирались с гражданством, когда узнаете, что американское военное командование согласилось на обмен пленными. Завтра пограничный катер доставит вас на остров Пинсон.
…Время тянулось утомительно медленно. Пленные сидели на песке кругом, под палящими лучами солнца. Тяжелые градины пота скатывались по изможденным лицам.
Пограничный офицер сандинистов вышагивал перед пленными, продолжая склонять их к измене.
