Владимир Востоков - По следу «Одиссея»
— Я знаю о них значительно больше, чем вам когда-либо снилось, — сказал Уткин, глядя в окно. — Меня учили лучшие специалисты, понимаете, лучшие. И во всяком случае я знаю одно, что вся ваша осторожность не стоит и марки…
— Рубля, — поправила Домна. Она уже пришла в себя. — Пора уже привыкнуть, Володя.
— Ну, рубля, — хмурясь, согласился Уткин. «Въелись в меня марки, никак не могу отучиться», — подумал он. И сказал совсем миролюбиво: — Если мы на крючке, то с него так грубо не срываются. Можете успокоиться, этот человек свой. Такого пустяка не могли сделать…
— Видно, стара я стала. Это уже не для меня, — печально молвила Домна. — Вам нужен помощник помоложе… Есть у меня один знакомый на примете…
Уткин не слышал последних слов. Он про себя мысленно повторял: «Рубли, копейки, рубли, копейки». И вдруг вспомнил о разговоре с Борисом Петровичем после разгрузки машины, о том, как сорвались с языка эти проклятые марки… «Неужели сосед мог что-то заподозрить? — Уткин тут же успокоил себя: — Нет, нет, я тогда вышел из положения».
— Вы меня слушаете? — спросила Домна.
— Что вы сказали?
— У меня есть для вас помощник.
— Кто такой?
— Его отец в период немецкой оккупации был активным их сотрудником. Но сумел скрыться. И жил неплохо целых двадцать семь лет. А в прошлом году его взяли, приговорили к расстрелу. А сын остался, у меня адрес есть…
— Чем занимается?
— Он медицинский институт окончил, работал зубным врачом. Был замешан в какой-то афере с золотом, пять лет отсидел. Сейчас без определенных занятий.
Но Уткин опять, кажется, не слышал. Он все думал о рублях и марках, о Борисе Петровиче и о своей оплошности.
Домна Поликарповна шумно вздохнула.
— А вы откуда его знаете? — спросил Уткин.
— Я же сказала: близко знала его отца, сорок лет были друзьями. — Теперь уже настала ее очередь раздражаться. — Он из обрусевших немцев. Познакомились перед войной — он приходил в германское посольство за помощью. Стали переписываться. Потом я переехала к нему на Ставропольщину. А после войны он меня нашел здесь. Сын его, Петр, на Советскую власть и за отца зол и за себя, и при желании его легко можно прибрать к рукам.
Из досье, хранившегося в архивах бывшего абвера, он знал, что Домне Валуевой можно верить. И его собственный инстинкт говорил ему то же. Но предложение это Уткину не понравилось.
— Без определенных занятий… Судился… Нет, такой не подходит.
— Чем же я могу еще помочь?
— Могли — хотите вы сказать? — усмехнулся Уткин. — Да, могли. Но что поделаешь?
А в голове у него все еще вертелось: рубли, марки, марки, рубли.
Глава восьмая
Преследование
Синицын и Антонов с разных точек наблюдали за действиями Домны. Когда та поспешно села в такси, за нею последовал старший лейтенант, а за Блондином (так они решили называть человека с коричневым плащом и с портфелем) — Павел Синицын.
Наблюдая за Блондином, Павел видел, как он был взволнован встречей с Домной. Когда она столь неожиданно села в такси и уехала, Блондин некоторое время стоял неподвижно и смотрел растерянно вслед удаляющейся машине. Затем, словно очнувшись, он нервно огляделся и быстро зашагал по улице, усиленно проверяя, нет ли за ним слежки. Он старался оторваться от предполагаемого «хвоста», применяя различные ухищрения. Павел, следуя за Блондином, с трудом соблюдал осторожность. Так, петляя по городу, в конце концов Блондин через час привел Павла на вокзал.
На вокзале Блондин недолго постоял у расписания поездов. Потом зашел в ресторан, и Павел увидел, как он отдал плащ гардеробщику, но портфель прихватил с собой. Павел решил подождать его у входа и присел на скамейку, стоящую в глубине зала ожидания: отсюда, оставаясь незамеченным, он хорошо видел дверь ресторана. Посидев, подошел к стене, где было вывешено расписание. Посмотрел на часы. До отхода ближайшего поезда оставалось всего двадцать минут. По всему видно, ему придется выехать из города. Мелькнула мысль позвонить своим коллегам и доложить обстановку. Павел оглянулся. В противоположном углу зала стояла кабинка телефона-автомата. «Далековато», — с досадой подумал он. На всякий случай он написал на клочке листка, вырванного из блокнота, несколько слов и, сложив его, сунул в спичечный коробок. «Надо все же попытаться», — решил Павел и, не теряя из виду дверь ресторана, направился к телефону-автомату. Однако позвонить ему не пришлось. Павел еще не дошел до будки, когда из ресторана поспешно вышел Блондин. Он пересек зал ожидания, подошел к кассам дальнего следования. Народу там было мало: курортный сезон уже закончился.
Взяв билет, Блондин отошел в угол, сел на скамейку, вынул из портфеля газету и, делая вид, что читает, внимательно наблюдал за людьми, подходящими к кассам. Посидев так минут пять, он вышел на перрон. Поезд уже прибыл, и до отправления оставалось три минуты.
Блондин, показав проводнику билет, сел в мягкий вагон. Павел не пошел за ним. Он остановился около соседнего вагона. Ему предстояло в считанные секунды изобрести способ известить своих товарищей о ситуации, в которой оказался. А ситуация складывалась не в его пользу. Мало того, что ему пришлось вести наблюдение в незнакомом городе, что само по себе нелегкое дело. Ясно, что Блондин настороже и в поезде наблюдать за ним будет, пожалуй, труднее, чем до сих пор. Неприятно было это сознавать, а рассчитывать на неопытность противника не приходилось. Павел понимал, что игре в невидимку скоро должен наступить конец, и тогда все будет решать прежде всего сила, ловкость и сообразительность. Нет, он не боялся такого оборота дела, не страшился физического единоборства. Но он ясно отдавал себе отчет в том, что куда выгоднее незаметно установить связи Блондина, а не рассчитывать на его откровенные показания следствию. Да и будут ли они таковыми — это еще вопрос.
Павел посмотрел на часы. Через минуту — отправление. Он оглянулся, услышав за спиной тяжелые шаги, и облегченно вздохнул: вдоль состава шел, приближаясь к его вагону, милиционер. Было бы непростительно не воспользоваться этим случаем. Павел сунул руку в карман, достал спичечный коробок и бросил его себе под ноги. Когда милиционер поравнялся с ним, Павел отступил чуть в сторону и тихо сказал:
— Товарищ старшина, я из Комитета госбезопасности, выполняю важное задание и не смогу отойти от поезда. Поднимите коробок и срочно передайте нашим.
Старшина милиции поднял коробок и, не глядя на Павла направился дальше.
В это время поезд тронулся. Павел на ходу вскочил в купейный вагон.
