Андрей Ветер - Голос бездны
– Кхы! – то ли выругался, то ли кашлянул Пётр и злобно посмотрел на побежавшего вниз по тропе коня.
Оставшись наедине с окровавленным телом, Пётр вцепился левой рукой в затылок браконьера, сильно потянул собранные в охапку его грязные волосы, а второй рукой поднёс нож к голове Павла. Лезвие легко вспороло кожу там, где Пётр оттягивал волосы, и с треском разрезало кровеносные сосуды, легко подснимая кожу с волосами на затылке.
– Ага-га! – засмеялся Пётр, вертя перед собой жуткий кровавый трофей. – Чёрное Дерево вернулся в горы!
Он неторопливо выпрямился и заткнул срезанный скальп за патронташ, привязав его для верности окровавленными волосами, как нитками. Возле скальпа он разместил и нож. Красные струйки потекли по голому бедру вниз.
Совершив всё это, Пётр издал протяжный крик, похожий не то на волчий вой, не то на вопль человека, которого режут на части. Отбежавший, но остановившийся было ниже на тропе жеребец снова испуганно сорвался с места и поскакал прочь.
Пётр глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух, весьма довольный собой.
***
Не желая возвращаться на базу к туристам, Матвей резко свернул с тропы в чащу. Лошадь пошла медленно, переступая через бурелом, то ныряя в густые тени, то выныривая из них в появившиеся уже ослепительные солнечные пятна. Матвей решил сделать крюк и выбраться на тропу гораздо ниже того места, где произошла роковая встреча с сумасшедшим человеком. То, что Павел погиб, у Матвея не вызывало ни малейшего сомнения. Но даже если бы он знал, что брат не умер и нуждался в помощи, он ни за что не вернулся бы назад. Слишком ужасно было всё случившееся, слишком невероятно, слишком сильно оно потрясло воображение младшего Коршунова. Матвей не принадлежал к числу больших храбрецов, хотя ему многое пришлось повидать, через многое пройти. И всё же он никогда не шёл туда, где его жизни угрожала опасность, предпочитая обходить её стороной.
Он не смог бы сказать, долго ли ехал по лесу. Он будто провалился в забытье, видел только проплывающие возле лица густые ветви, похожие на медвежьи лапы, и усыпанную сырой хвоей землю. Лошадь, почувствовав, что наездник перестал управлять ею, мало-помалу сбавила ход и в конце концов остановилась совсем. Коршунов был настолько поглощён своими мыслями, что не заметил, когда животное остановилось. Обнаружив, что стоит на месте, Матвей смачно сплюнул и огляделся.
– Эх, тварь безмозглая, чтоб тебе… – пробормотал он и тут же замолчал.
В нескольких шагах впереди он увидел женщину. Она полулежала, держа руки за спиной, и напряжённо глядела на Матвея. У неё были красивые, коротко остриженные волосы тёмно-каштанового цвета, длинная шея, большие испуганные глаза, мокрая рубашка и такие же мокрые джинсы.
– Полная тайга идиотов, – сплюнул он. – Ты кто? Чего таращишься? Чего там за спиной прячешь? А ну покажь руки!
– Я не прячу, – едва слышно ответила женщина. – Они у меня связаны. Помогите мне. Я умоляю вас. У меня совсем нет сил…
– Чего? Связана? Кто ж тебя так скрутил, девка? – Матвей слез с коня, настороженно оглядываясь, готовый к любой внезапности.
– Муж связал.
– Давно ты тут? – спросил Матвей, обходя Марину сбоку, но не приближаясь. Увидев, что она на самом деле связана и что запястья её уже посинели, он быстро подошёл к ней. – Кто у тебя муж-то? Что у него за шутки такие?
Она заплакала внезапно и ткнулась лицом в плечо Матвея. Ощутив мимолётное прикосновение женской щеки к своей, Матвей напрягся телом и услышал, как в нём стало просыпаться желание. Отодвинув её голову от себя, он заглянул ей в заплаканное лицо.
– Красивая ты…
Он жадно припал ртом к её губам. Марина задохнулась в волне перегара и отшатнулась, насколько ей позволяла поза.
– Что вы? Что вы?..
Матвей рывком развернул её, из-за чего она охнула, и стал распускать узлы туго скрученного ремня. Узлы не поддавались. Матвей выругался, достал нож, и шрамы на его физиономии сложились в глубокие борозды, похожие на канавы, прорытые через мохнатую лужайку.
– Чего там мелочиться…
Лезвие в одно мгновение разрезало путы, и Марина прижала руки к груди, растирая запястья.
– Больно…
– Щас полегчает, – заверил Матвей.
Он заметил, что тело его начало мелко дрожать, пока он разглядывал профиль Марины, линию её гибкой шеи с полупрозрачным пушком волос.
– Красивая ты…
Он протянул к ней загорелые руки, и не успела женщина вскрикнуть, как он подмял её под себя. Торопливо расстегнув её джинсы, он приспустил их до колен и сунул ладонь между её ног. Марина зажмурилась. Какая злая ирония – сменить одного безумца на другого! Казалось, жизнь решила проучить её за какую-то провинность и столкнуть её лицом к лицу с особой, скрытой от неё дотоле стороной человека, с особой получеловеческой породой, особым видом живых существ.
Внезапно Матвей остановился, затаился, сжался в комок. Медленно, очень медленно он высвободил руку из женской промежности.
– Баба, – с непередаваемой, какой-то вселенской грустью в голосе произнёс он, обнюхивая пальцы, – душистая баба… Но не могу я тебя щас, никак не могу… Не время…
Марина облегчённо вздохнула.
– Так что у тебя с мужем-то? – подвинулся к ней Матвей, продолжая обнюхивать свои пальцы.
– Умом тронулся.
– Спятил?! – воскликнул браконьер.
– Связал меня и уехал куда-то.
– Вот ведь бля! Тоже спятил… Постой, постой… А каков он собой? Он, часом, не голышом теперь разгуливает?
– Голышом, – кивнула она и громко сглотнула. – Вон его одежда валяется. Он весь глиной обмазался зачем-то…
– Знаю, – испуганно произнёс Матвей, – видал я твоего мужика… Сволочь подколодная, он брательника моего положил, кишки ему картечью выпустил… Так, значит, вот какой номер складывается. Полный цирк, моталкина кукушка!.. Надо мне рвать когти отсюдова, немедля, ей-ей… Вот что, девка, ты пойдёшь со мной. Щитом мне будешь, этим, как его бишь… заложницей…
– Заложницей? – Марина лежала на спине, боясь сделать резкое движение.
Всматриваясь в Матвея, она с удивлением заметила, что в его лице не было ничего злобного, может быть, не было даже порочного. Он, конечно, вёл дикую, примитивную жизнь, вероятно, браконьерствовал, напивался до потери пульса по возвращении из тайги в город, устраивал драки, грубо овладевал женщинами. Но это всё происходило из его примитивности, но никак не из порочности.
Вот и сейчас он почему-то не стал насиловать Марину, хотя в ней совсем не осталось сил, чтобы сопротивляться ему. А после того как Матвей узнал, кто именно связал её, у него в глазах затухли последние искры желания. Им овладел страх, животный ужас.
