Юрий Корольков - В катакомбах Одессы
— Во-он он идет, — указал дворник на человека в коричневом пальто и шапке. Человек этот через минуту исчез за углом.
— Друмеш, — сказал по-румынски Аргир, — за мальчишкой! Узнать, где живет, кто он. Быстро!
Жоржеску он поручил следить за высоким человеком в коричневом пальто. Агенты мгновенно исчезли.
Капитан Аргир проводил глазами своих агентов и пошел в сигуранцу на улицу Бебеля. Вскоре следом за ним явились и его помощники. Друмеш пришел ни с чем. Подросток водил, водил его по городу и вдруг исчез, будто провалился сквозь землю. Поход Жоржеску оказался более удачным: человек в коричневом пальто живет на Нежинской улице. Сначала он прошел в слесарную мастерскую, провел там с полчаса и вышел. Вслед ему кто-то крикнул: «Петр Иванович, мастерскую закрывать будем?» Он сказал: «Ладно, закрывайте» — и ушел во двор дома.
Идти за ним следом Жоржеску не решился, боялся раскрыть себя. На вывеске слесарной мастерской прочел: «П. И. Бойко» Скорее всего он и есть хозяин мастерской. Жоржеску описал приметы человека, за которым вел слежку. Высокий, узкие, полукруглые брови, большой тонкий нос с горбинкой. Глаза светлые, пронзительные. Одет в коричневое ратиновое пальто, на нем серый шарф, меховая шапка, на ногах штиблеты…
— Отлично! — воскликнул Аргир-Галушко, потирая маленькие руки. Повернулся к Друмешу. — Локатинент, приведи этого самого Петра Ивановича, только без шуму. А ты, Жоржеску, оставайся здесь, будем допрашивать. Вызови еще Харитона. В случае чего пусть не стесняется. Этот умеет работать на допросах…
В тот же вечер Друмеш привел Петра Бойко в румынскую сигуранцу.
КУРЕРАРУ ВЕРБУЕТ ПРЕДАТЕЛЯ
Антон Брониславович Федорович сам не понимал, как он согласился остаться в подполье. Вероятно, по привычке не перечить начальству. Потом уже было поздно отрабатывать задним ходом.
Война застала его в Измаиле, где Федорович работал директором областной конторы Украинского культторга. Первое, что ощутил Антон Брониславович в начале войны, — страх. Противный, как резь в желудке. Страх не только от воздушного налета — самолеты сбросили будто невзначай несколько бомб и больше не появлялись. Но ведь они могли появиться снова! Раз война, можно ждать чего угодно. Невыносимым было это ожидание… В Измаиле распространились слухи — немцы и румыны расстреливают поголовно весь партийно-советский актив, немцы вот-вот займут Измаил, так говорил откуда-то эвакуированный, откуда-то знавший все подробности человек, постоянно сидевший на скамейке в сквере. Человека задержали за распространение панических слухов, отвели в милицию, но слухи от этого не прекратились.
Если расстреливают советский актив, то кто станет разбираться, каким директором он был — директором госбанка или Укркультторга. Раз советский директор — к стенке.
Главное — невозможно выбраться из города. Не пойдешь же пешком в Одессу. Это уж только на крайний случай. В поисках транспорта Антон Брониславович и отправился в горком партии. Говорили, будто партийно-советский актив хотят эвакуировать в организованном порядке. Но оказалось, что в горкоме про эвакуацию не было и речи. Наоборот, актив мобилизовали на оборону.
— Пришел! Правильно! — пробегая по коридору, крикнул ему знакомый из оргинструкторского отдела. — Заходи, что-нибудь подберем.
Предложили ему должность комиссара строительного батальона, который формировался в Измаиле.
Сотрудник оргинструкторского отдела по-своему понял замешательство Федоровича.
— Ты раньше времени нос не вешай, — убеждал он его, — не всем же сразу на фронт идти. Доставишь батальон в Одессу, что-то другое дадим. Там и на фронт пойдешь. В современной войне что тыл, что фронт, разницы, считай, никакой нет… Ну как?
Антон Брониславович согласился. Ему казалось, что это лучшая возможность попасть в Одессу. Собрав пожитки, погрузив чемоданы на полуторку с шанцевым инструментом, прихватив даже стеганое китайское одеяло с шелковым верхом — подарок жене, Федорович начал свою военную службу.
Правда, колонна строительного батальона не сразу направилась в Одессу. Некоторое время пришлось работать на границе, потом чинили разбитые мосты, дороги, поврежденные налетами авиации, и только в июле попали в Одессу. Здесь Федорович внезапно «заболел», отстал от батальона и затерялся в сутолоке и неразберихе военного времени.
Противник на всех фронтах наступал, сводки были тревожные, и Антон Брониславович раздумывал, как быть дальше — эвакуироваться ли с женой и пойнтером в глубокий тыл или остаться в городе. В облторготделе ему вдруг предложили совершенно нелепую по военному времени должность — управлять конторой Главпарфюмера. Он согласился: поживем — увидим, что будет дальше.
В своей жизни Федорович переменил немало должностей, и все они так или иначе были связаны с торговлей или снабжением. В этом отношении Антон Брониславович был верен себе. То заведовал разливочным цехом на пивоваренном заводе, то был директором колбасной фабрики, то управляющим облвинтреста. Потом были культторги, закрытые распределители, фирменные магазины. Года два Антон Брониславович заведовал продовольственным магазином областного управления НКВД. На этом основании писал в анкете: с такого-то по такой-то год — служба в НКВД. Он считал, что эта строчка его и подвела. В отделе кадров треста Антона Брониславовича вызвали как бывшего чекиста и затем рекомендовали на подпольную работу…
Люди, повешенные на балконах одесских улиц, на ветвях платанов, на переплетах портальных кранов в морском порту, произвели гнетущее впечатление на Федоровича. Впрочем, теперь он стал Петром Ивановичем Бойко. Это еще хуже! Ведь каждый встречный, каждый прохожий — на Дерибасовской, Нежинской, Ярославской мог опознать в хозяине слесарной мастерской бывшего управляющего конторой Укркультторга, Главпарфюмера и толкнуть его в петлю. Нет, это очень страшно — ходить и ждать!
Вот тогда, терзаемый страхом, Антон Брониславович и решил — надо отсидеться. Пусть одни считают его партизаном, другие хозяином мастерской, а он будет сам по себе. Придет в полицию и заявит — да, работал в НКВД, заведовал магазином. Своим же потом можно сказать — хотел легализоваться для лучшей конспирации.
С таким настроением Антон Брониславович шел в полицейский участок, нащупывая в кармане газету с приказом румынского генерала. Командующий городским гарнизоном обещал прощение всем советским офицерам, которые добровольно явятся на регистрацию в местные полицейские участки.
Выполнить задуманное не удалась — потребовали заявление. Ну и что ж — первый шаг все-таки сделан. Заявление он напишет, ничего страшного.
