Майн Рид - Перст судьбы
Достойное трио случайно остановилось как раз подле одного из редких фонарей, находившихся в проходе. Слабый свет, падающий на пьяницу, осветил его черты, в которых Генри узнал молодого человека, заинтересовавшего его в устричной лавочке.
Вскрикнув от изумления, Генри бросился к странной группе.
— Что это значит, — спросил он повелительным голосом, — этот человек пьян?
— Пьян, как стелька, — отвечал один из подозрительных субъектов, — целый час мы уже возимся с этой тушей.
— Неужели?
— Правда, сударь. Как видите, он хватил лишнее, он наш приятель, и мы не хотим, чтобы он попал в участок.
— Конечно, вы этого не хотите, — отвечал с иронией молодой человек, понявший причину неподвижности иностранца. — Это очень любезно с вашей стороны, но я тоже его приятель. Я уж позабочусь о бедняге, избавлю вас от этого труда. Поняли?
— Черт возьми, что это значит?
— А вот что! — крикнул Генри, будучи не в силах больше сдерживать свое негодование. Вот! — повторил он, с треском опуская свою тяжелую палку на голову одного из мошенников, — вот! — повторил он еще раз, ударяя другого, и вслед за тем все трое — два негодяя и их жертва, упали на землю.
В этом квартале Лондона полицейские посты очень редки, но по счастливой случайности один полисмен, проходя по Куин-Стрит, услыхал шум и проник в проход в тот момент, когда Генри расправлялся с ворами.
Он помог молодому человеку связать мошенников и свезти их в ближайший участок. Пока душителей сажали под замок, иностранец оправился от своего оцепенения, причиненного хлороформом. Затем Генри отвез незнакомца на его квартиру.
Глава XIV. ВЫБОР КАРЬЕРЫ
Часто самой незначительной случайности достаточно, чтобы совершенно перевернуть нашу жизнь. Наша судьба зависит от случая. Если бы Генри не пошел по темному проходу и не спас незнакомца, по всей вероятности, его жизнь пошла бы по иному пути.
Через несколько дней он уже намеревался отплыть в Вест-Индию, откуда, может быть, никогда бы не вернулся. Между тем как теперь он сидел в мастерской с палитрой в одной руке и кистью в другой, в классической блузе и вышитом берете. Одним словом, он сделался живописцем.
Эта перемена в его судьбе объясняется очень просто. Молодой человек, которого он спас, сделался его учителем. И Генри решился добывать себе хлеб живописью. Генри всегда выказывал способности к рисованию. В нем билась артистическая жилка, которая дает успех.
Луиджи Торреани, молодой художник-итальянец, сам был из начинающих, но шел быстрыми шагами к славе, он мог уже работать не только для куска хлеба — имя его было известно, картины его высоко ценились.
Узнав о проектах молодого англичанина, Луиджи Торреани предложил ему давать уроки живописи. Генри почти ничего не рассказывал о своей предыдущей жизни, да притом итальянец ни о чем и не спрашивал, он был слишком деликатен и слишком признателен, чтобы какие-нибудь подробности прежней жизни Генри могли повлиять на его чувства. Он горячо отговаривал Генри от эмиграции, и тот поддался на его увещания.
Это неожиданное знакомство двух молодых людей почти одного возраста, равных по рождению и привычкам, привело к тому, чего и следовало ожидать. Генри и Луиджи скоро сделались близкими друзьями, разделяя трапезу, жилище и мастерскую.
Такое сожительство продолжалось несколько месяцев, пока Луиджи, восхищенный успехами своего ученика и товарища, не предложил ему поехать на некоторое время в Рим, чтобы усовершенствоваться в своем искусстве, изучая классические образцы, собранные в древней столице. Молодому итальянцу не было необходимости черпать из этого же источника. Итальянец по рождению, он вырос среди чудес искусства. Он приехал в Лондон для того, чтобы иметь возможность больше получать за свои картины. Молодого англичанина привлекала поездка в Рим, как вообще увлекает молодежь мысль посетить Италию. Италия! Италия! Отечество Тассо, Ариосто, Баккачио и… бандитов!
К любопытству, свойственному всем путешественникам, у Генри Гардинга примешивалась еще надежда залечить раны, нанесенные ему отцом и любимой девушкой.
В Англии ему все еще живо напоминало о недавнем крушении всех его надежд. В чужом же краю новая жизнь, новые лица должны были развлечь его и дать забвение.
Глава XV. ПРЕРВАННАЯ РАБОТА
По дороге, ведущей в Вечный город, шел одинокий молодой человек, направляясь к гористой местности, где начинаются отроги Аппенин.
Это не был итальянец. Прекрасное открытое лицо, розовые щеки, обрамленные густыми каштаново-золотистыми вьющимися волосами, геркулесовское сложение, решительные манеры, твердая поступь — все указывало в нем на уроженца севера, англо-саксонца.
По альбому под мышкой, по палитре, надетой на большой палец левой руки, и полудюжине кистей сейчас же можно было узнать художника, занимающегося поисками сюжета.
Ничто ни в его костюме, ни в его багаже не привлекало к себе внимания. Встретить артиста в окрестностях Рима считалось самым заурядным явлением.
Если какой-нибудь прохожий и оглядывал более внимательно молодого человека, то только потому, что он был «Inglese».
Национальность художника ни у кого не вызывала никаких сомнений, тем более у читателя, который, разумеется, узнал в нем нашего героя Генри Гардинга.
Он последовал советам своего друга и решился закончить свое художественное образование под прекрасным небом Италии, среди великолепных развалин города на семи холмах. Средства к жизни он добывал своей кистью. Но, судя по его изношенной одежде и обуви, обстоятельства его были не блестящи.
Куда он шел? Он зашел уже настолько далеко, что потерял из виду Вечный город с его развалинами. Он уже достаточно изучил и зарисовал арки и фрески Капитолия и Колизея. Теперь он шел в горы, чтобы окунуться в чистый источник природы и набросать на полотно деревья, скалы, ручьи, залитые горячим солнцем Италии.
Это была его первая экскурсия за город. Он счел лишним взять с собой гида и ограничивался тем, что спрашивал у прохожих по временам дорогу в Валь д'Орно, маленький городок, спрятанный в горах, неподалеку от неаполитанской границы.
Синдику этого города он нес письмо от сына, иными словами от Луиджи Торреани. Но главной его целью было найти сюжет для картины. Несколько раз уже ему хотелось остановиться и срисовать пейзаж, являвшийся перед его глазами.
Но он думал, что все эти пейзажи расположены слишком близко от Рима, чтобы не быть срисованными уже много раз.
Итак, он продолжал свой путь к лесистым холмам, вырисовывавшимся на горизонте. К вечеру он дошел до них и с трудом взобрался на выступ скалы, откуда открывался восхитительный вид.
