Линкольн Чайлд - Меч карающий
– Мы можем подобраться поближе? – пробормотал Найдельман.
Хатч направил «Плэйн Джейн» к рифам. Когда они вышли на подветренную сторону острова, прибой и ветер стихли. Неожиданно лодка прорвалась сквозь кольцо тумана, и перед ними появился весь остров целиком.
Доктор направил лодку параллельно рифам. Бинокль, казалось, прирос к глазам стоящего на корме Найдельмана, его позабытая трубка по-прежнему оставалась стиснутой между зубов, а плечи темнели в струйках дождя. Развернувшись носом к морю, Хатч перевёл мотор в нейтральное положение и позволил судну лечь в дрейф. Затем, наконец, и сам повернулся к острову, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.
4
Тёмные, жуткие очертания острова, настолько въевшиеся в память и ночные кошмары, снова оказались перед ним наяву. Клочок суши предстал лишь немногим больше, чем просто чёрный силуэтом, выгравированным на фоне серых моря и неба, формой напоминающим своеобразный накренившийся стол. С подветренной стороны, от самых рифов, шёл монотонный уклон, что заканчивался холмиком в центре острова. Набегающие валы разбивались о рифы и кипели над окаймляющими остров подводными валунами, оставляя за собой клочья пены, которые тянулись подобно кильватерной струе корабля. Сегодня остров Рэгид показался, если уж на то пошло, ещё суровей, чем Хатч запомнил его в детстве: опустошаемый ветром, бесплодный, в милю длиной и восемьсот ярдов шириной. Одинокая покорёженная ель возвышалась над усыпанным камнями пологим берегом подветренной стороны; её верхушка была давным-давно разбита ударом молнии, а сердитые лапы возделись к небу наподобие рук старой ведьмы.
Среди колышущейся высокой травы и зарослей шиповника – повсюду, куда падал взгляд – разбросаны останки дьявольских машин: паровые компрессоры, лебёдки, цепи, котлы. Кучка потрёпанных непогодой сараев приткнулась неподалёку от старой ели. Строения покосились и утратили крыши. На дальнем конце пляжа Хатч различил гладкие округлые формы «спины кита», того самого, через который они с Джонни перелазили больше четверти века назад. Вдоль ближайших скал возлежат несколько развалившихся каркасов довольно крупных судов, потрёпанных бесчисленными штормами. Их палубы и шпангоуты разбиты в щепы и рассыпаны среди гранитных валунов. Через каждые сто футов над отметинами приливов расставлены ветхие знаки:
ВНИМАНИЕ!
СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНО!
НЕ ВЫСАЖИВАТЬСЯ!
На несколько мгновений Найдельман, казалось, потерял дар речи. Затем он выдохнул:
– Наконец-то!
Эти мгновения перешли в минуты, «Плэйн Джейн» всё продолжала дрейфовать. Найдельман опустил бинокль и повернулся к Малину.
– Доктор, – окликнул он Малина.
Хатч крепко обхватил штурвал, всецело погружённый в воспоминания. Ужас накатил на него, подобно приступу морской болезни. Дождик оросил окна рулевой рубки, а колокольчик буйка в тумане мерно издавал скорбные звуки. Но кроме ужаса теперь Малин почувствовал кое-что иное, нечто новое: теперь к нему пришло понимание, что здесь и в самом деле зарыты огромные сокровища – и что его дед не был совершеннейшим идиотом, который из-за ничего разорил три поколения семьи. В этот миг он понял, каким должно быть его решение: дать окончательный ответ своему деду, отцу и брату.
– Доктор Хатч, – повторил Найдельман, лицо которого покрыла влага.
Малин несколько раз глубоко вдохнул и усилием воли заставил себя ослабить отчаянную хватку за колесо штурвала.
– Обойти вокруг острова? – спросил он, сумев выговорить слова ровным тоном.
Найдельман ещё несколько мгновений смотрел на него. Затем просто кивнул и снова поднёс бинокль к глазам.
Слегка прибавив ходу, Малин направил судно в сторону моря, выходя из-под прикрытия острова и подставляя «Плэйн Джейн» ветру. Он продолжил ход на малой тяге, сохраняя скорость в три узла и не глядя на «спину кита» и прочие – ещё более жуткие – ориентиры, которые, как он знал, лежат дальше.
– Суровое место, – заметил Найдельман. – Суровей, чем я думал.
– Здесь нет естественной гавани, – ответил Хатч. – Остров окружают рифы, и приливные волны жуткие. Остров открыт океану, и каждую осень на него обрушиваются «северо-восточники». В глубине прорыли столько туннелей, что большая часть острова пропитана водой и нестабильна. Что ещё хуже, некоторые из компаний работали со взрывчаткой. Под поверхностью лежит неразорвавшийся динамит, детонаторы и Бог знает что ещё – лежит и ждёт своего часа.
– А это что за обломки? – спросил Найдельман, указывая на массивную изогнутую металлическую структуру, что вздымалась над гладкими от водорослей скалами.
– Баржа, брошенная ещё при жизни моего деда. С плавучим краном она стояла на якоре у берега, попала под «северо-восточник» и очутилась на скалах. После того, как с ней поиграл океан, там не осталось ничего ценного. Это подвело черту под усилиями моего деда.
– Он, случаем, не оставил записей? – спросил Найдельман.
– Мой отец их уничтожил, – ответил Хатч и сглотнул. – Дед обанкротил семью из-за этого острова, и отец всегда ненавидел и само это место, и всё, что его касалось. Так было даже до того случая.
Он умолк и сжал штурвал ещё сильнее, устремив взгляд прямо перед собой.
– Извините, – сказал Найдельман, и его лицо смягчилось. – Я настолько поглощён всеми этими делами, что время от времени забываю о вашей личной трагедии. Простите, если какие-то вопросы показались бесчувственными.
Взгляд Малина был по-прежнему устремлён вперёд, поверх носа лодки.
– Всё в порядке, – ответил он.
Найдельман умолк, за что Хатч почувствовал благодарность. Ничто не причиняет большую боль, чем банальные фразы тех, кто действует из лучших побуждений, в особенности когда они начинают твердить что-то вроде: «Не ругай себя, ведь это не твоя вина».
«Плэйн Джейн» обогнула южную оконечность острова и направилась перпендикулярно волнам. Хатч немного подбавил оборотов, и лодка продолжила свой путь.
– Потрясающе, – пробормотал Найдельман. – Подумать только: этот крошечный остров из песка и скал – единственное, что отделяет нас от крупнейшего состояния, когда-либо зарытого в землю!
– Осторожней, капитан, – отозвался Хатч таким шутливым тоном, который только сумел выдать. – Именно эти восторги привели к банкротству дюжину компаний. Как раз уместно вспомнить старый стишок:
И пусть я близок, как никтоК святыне, что хранит храм сей,Но, говоря начистоту —Она не моя и не будет моей.
Найдельман обернулся и внимательно посмотрел на него.
