Джеймс Хилтон - Затерянный горизонт
При этих словах все взгляды обратились к сверкающей пирамиде в дальнем конце долины. В ярком свете дня от нее исходило ослепительное сияние; вглядевшись попристальнее, они различили на косогоре фигурки людей, которые направлялись в их сторону.
— Провидение! — прошептала мисс Бринклоу.
Глава третья
При всей своей активности Конвей в какой-то мере всегда оставался пассивным созерцателем. Вот и сейчас, в ожидании незнакомцев, его нельзя было заставить наспех продумывать возможные варианты действий. Бравада, выдержка и чрезмерная уверенность в себе, в собственном умении молниеносно принимать решения, были тут ни при чем. Это смахивало разве что на некую расслабленность и нежелание отвлекаться от интересного зрелища.
Фигурки людей между тем продолжали двигаться по долине, их можно было насчитать не менее десяти, на плечах путники несли крытый паланкин. Чуть погодя стал виден и сидящий внутри человек в голубых одеждах. Конвей совершенно не представлял, куда направляется эта процессия, но мисс Бринклоу права: в том, что она очутилась в это время в этом месте, не обошлось без воли Провидения. Когда путников уже можно было окликнуть, Конвей неспешно направился им навстречу: он знал, что церемонии встречи на Востоке придают особое значение, и торопиться в подобной ситуации не полагается. Остановившись на расстоянии нескольких ярдов, Конвей отвесил глубокий поклон. К немалому его удивлению, персона в голубых одеждах спустилась из паланкина на землю, с большим достоинством сделала несколько шагов вперед и протянула ему руку. Конвей поступил точно так же, и увидел перед собой довольно пожилого седовласого и гладковыбритого китайца, весьма импозантного в своем расшитом шелковом халате. Тот тоже внимательно разглядывал Конвея. И наконец отчетливо и на очень правильном английском произнес:
— Я из монастыря Шангри-ла.
Конвей отвесил еще один поклон и, выдержав необходимую паузу, начал кратко объяснять, каким образом он и трое его спутников очутились в этой не слишком изведанной части света. Выслушав объяснение, китаец сочувственно кивнул.
— В самом деле, удивительно, — заметил он, задумчиво разглядывая поврежденный аэроплан, и добавил: — Меня зовут Чанг. Будет весьма любезно с вашей стороны, если вы представите меня своим друзьям.
Конвей изобразил светскую улыбку. Этот поразительный феномен, китаец, изъясняющийся на безукоризненном английском в тибетской глуши, определенно произвел на него впечатление. Он повернулся к подоспевшим спутникам, которые в изумлении наблюдали за этой сценой.
— Мисс Бринклоу… мистер Барнард, американец. Мистер Маллинсон… а меня зовут Конвей. Весьма счастливы с вами познакомиться, хотя совершенно не представляем, как мы сюда попали и повстречались с вами. Видите ли, мы как раз направлялись в ваш монастырь, так что нам вдвойне повезло. И если бы вы могли указать дорогу…
— В этом нет никакой необходимости. Я с удовольствием готов быть вашим проводником.
— Мы никоим образом не хотели бы утруждать вас. Вы чрезвычайно любезны, но если расстояние невелико…
— Оно невелико, но дорога нелегкая. Почту за честь сопровождать вас и ваших друзей.
— Но право же…
— Нет уж, позвольте…
Конвей рассудил, что в этой ситуации дальнейшее препирательство будет выглядеть довольно смешно.
— Ну что ж, мы будем крайне вам благодарны.
Маллинсон терпел этот обмен любезностями с сумрачным видом и теперь вмешался в разговор, срываясь на желчно-командирский тон.
— Долго мы не задержимся, — чеканил он. — За все услуги заплатим, а еще мы хотели бы нанять ваших людей на обратную дорогу. Мы желаем возвратиться в цивилизацию как можно скорее.
— Вы действительно полагаете, что находитесь вдали от нее?
Этот вопрос, заданный весьма деликатно, еще больше вывел молодого англичанина из себя.
— Я совершенно уверен, что нахожусь вдали от того места, где желал бы находиться, как и все мы. Мы будем крайне признательны за временное пристанище, и еще больше признательны, если вы поможете нам вернуться назад. Как вы думаете, далеко ли отсюда до Индии?
— Не имею ни малейшего представления.
— Ладно, как-нибудь сами справимся. Мне уже приходилось нанимать носильщиков, а вы, надеюсь, позаботитесь, чтобы нас не надули.
Конвей видел, что артачиться совершенно ни к чему, и уже собирался вставить слово, когда последовал ответ, исполненный глубокого достоинства:
— Могу заверить вас, мистер Маллинсон, только в одном: вы будете приняты с почетом и, в конце концов, ни о чем не пожалеете.
— В конце концов?! — задохнулся Маллинсон, но неприятной сцены на сей раз удалось избежать — благодаря появлению вина и фруктов, которые извлекли из вьючных мешков коренастые тибетские носильщики в овчинных полушубках, меховых шапках и сапогах из шкур яков. Вино оказалось приятным, слегка напоминало хороший рейнвейн, а помимо прочих фруктов было подано спелое манго, оставлявшее во рту почти мучительно сладкий привкус после столь длительного поста. Маллинсон жадно ел и пил, не выказывая особого любопытства. Конвей же, избавившись от сиюминутных забот и не желая ломать голову над заботами грядущими, раздумывал, каким образом удается выращивать манго на такой высоте. Интересовала его и вершина в конце долины — из ряда вон выходящая по любым меркам, странно, что ни один из путешественников, побывавших в Тибете, не описал ее в книге о своих странствиях. Конвей попытался прикинуть на глазок, с какой стороны было бы удобнее к ней подступиться, и в этот момент восклицание Маллинсона вернуло его на землю. Он обернулся и увидел, что на него внимательно поглядывает китаец.
— Рассматриваете гору, мистер Конвей?
— Да, великолепный вид. У нее есть название?
— Она называется Каракал.
— Ни разу не слыхал. Известна ли ее высота?
— Более двадцати восьми тысяч футов.
— Неужели? Вот уж не думал, что увижу что-то подобное за пределами Гималаев. Ее обследовали, как полагается? Кто производил съемку?
— Кто же по-вашему, достопочтенный сэр? Разве монашество и тригонометрия так уж несовместимы?
Эти слова позабавили Конвея.
— Ну, что вы, отчего же нет, — вежливо рассмеялся он.
Шутка показалась ему не из самых удачных, «но обыграть ее, пожалуй, стоит», — подумал он. И через несколько минут поход в Шангри-ла начался.
Подъем продолжался все утро, двигались медленно, избегая круч, но это отнимало много сил, и на разговоры их не оставалось. Китаец вальяжно восседал в своем кресле, что могло бы показаться неуважительным по отношению к даме, хотя представить мисс Бринклоу, удостоенную подобных почестей, было невозможно даже при самом буйном воображении. Конвей переносил разреженный воздух лучше остальных, и потому был способен улавливать обрывки фраз, которыми время от времени обменивались носильщики. По немногим знакомым ему тибетским словам он понял, что те рады возвращению в монастырь. Продолжать разговор с их предводителем Конвей не мог, ибо тот, по-видимому, обладал способностью мгновенно засыпать в любое время — глаза его были закрыты, а половину лица скрывал полог.