Александр Маро - Аластор
У самого подножия стелилась ровная гладь сухой, безжизненной равнины, зажатой меж тесной гряды остроконечных шероховатых скал. Вверху плыло, словно разбухшее от ярости солнце, а теплый ветер, поднимая пыль, вился у самых ног, не принося никакого облегчения. В вытянутой серповидной лощине, усыпанной обломками камней, сорвавшихся с нависающих круч, воздух сделался сухим и жарким. Бесконечная цепь слипшихся гор, словно проклятие, лилось по обе стороны, без конца мелькая перед глазами видом лысых вершин.
Шли долго. Трудно было определить это «долго» в часах и минутах, но выданная Сашке фляга, под завязку наполненная студеной водой, была уже почти пуста. Можно было бы, конечно, попытаться исчислить затраченное время в интервалах между глотками, но кто бы стал забавлять себя подобными играми в момент опустошительной усталости и острой, постоянной жажды. Сашка уныло влачил ноги, чувствуя, как источаются остатки его сил, и неразборчивым взглядом рыскал меж глыб и утесов, заглядывая за расщелины и острые хребты. Едва ли он искал там средство к спасению – уже нет; движения его были скорее механическими, каким-то чувством он все еще следил за маячившей впереди фигурой Аластора, но с каждым разом, его все более поглощала изматывающая усталость. Наконец, в определенный момент, его охватило неистовое желание остаться на месте: упасть на мелкий, пыльный гравий, и, забыв обо всем отдаться блаженному покою. И возможно, лишившись уже и твердости воли, он поступил бы именно так, но вдруг измученный разум выдернул из сросшейся цепи горных шапок и круч, дымчатый гребень стены.
Неожиданно наступила удивительная ясность, мутный пейзаж вновь приобрел четкость и стали вырисовываться далекие и впечатляющие черты высокой каменной гряды растянувшейся на сотни километров вперед. Будто по какому-то волшебству или в знак невольного уважения перед ней расступился каскад неряшливых гор, и, вся в волнующих линиях, она предстала перед путниками бесконечной чередой, уложенных в единую цепь, тяжелых камней.
Это была разглаженная во всю ширь, до самого горизонта, стена. Издали она напоминала длинного серого змея, лежащего у самых гор, и тихо вслушивающегося в глубину потаенных, закрытых скальным панцирем недр. Верно было подумать, что в нем бурлит огонь, истерзавший некогда цветущие равнины пустыни, но Сашка знал, что в этой иллюзии нет и частицы правды. Далекое, растянутое на солнце туловище было ему хорошо знакомо; чрево его было наполнено вереницей длинных коридоров и всевозможных комнат, в которых несли свое дежурство охранники и городская стража, а в непробиваемой чешуе костенели ряды каменных блоков.
То было отлично известное каждому торговцу зрелище, оно каждый раз всплывало из горизонта и неизменно кружило голову своей громоздкой величавостью и монолитностью скупой твердыни. Во всех деталях, во всех чертах это было действительно удивительное сооружение, быть может, сравнимое с великими гигантами прошлого. Высокое, метров тридцать над землей, с чередой сферических смотровых башен, облепленных шумными ласточками – оно, казалось, и создано было лишь для того, чтобы поражать людей своими неуемными размерами и бескрайней ширью.
Самый вверх стены венчал пояс треугольных глыб, над пиками которых в душном мареве плавала безбрежная голубая даль. Живописный простор был расчерчен тонкими линиями расплесканного в широкой горловине города: то выделялись в нем искрящие на солнце грани высоток – словно десятки вскинутых к небу мечей – то темнели скупые, выстроенные столетиями назад дома, то вилась к вершине металлическая игла телевизионной башни, то густел бархат заросших зеленью садов. Во всем своем многообразии, во всей широте пестрого величия проступал перед ними величественный образ этого живого дышащего легким воздухом ранней осени гиганта, имя которого отчетливо звенело в сознании. Перед ними вырастала столица Республики, жемчужина южных земель, город Солнечногорск.
По мере приближения к высоким стенам столицы, таяли и последние чары пустыни – она отступала; воздух становился более мягким, ветер наливался свежестью, а каменистые склоны гор – уже не слишком высоких и более походивших на небольшую холмистую гряду – начинали обрастать легкой, но уже пробивавшей скалистый панцирь растительностью. Странно, но потаенная граница между мирами, очерченная причудливыми капризами природы, пролегала без видимых признаков и явных причин; все, словно по волшебству, поменялось, зацвело, бурно увилось зеленью и пробудилось запахами – а выжженная солнцем пустыня внезапно растаяла за спиной. И было непонятно и удивительно, почему растекшаяся на всю бескрайнюю ширь пустыня, вдруг остановилась здесь, в странном плоскогорье, так и не решившись добраться до высоких стен города.
Между цепью серых скал и городской стеной лежала ровная полоска земли, поросшая высокой травой и пестрыми полевыми цветами. Деревьев не было – их спиливала специальная служба охраны, строго следуя рекомендациям городских властей. Территория должна была быть хорошо просматриваема со смотровых башен и исключать всякую возможность скрытого продвижения к стенам. Так обстояло дело в теории.
На практике же пограничная зона была преодолена все тем же неспешным маршем, на всем протяжении которого никто не предпринял даже попытки воспрепятствовать столь грубому нарушению режима. Смотровые башни с треугольными вырезами смотрели на такое попустительство закона холодным взглядом пустеющих окон.
– Северный участок стены, – пояснил Аластор, скинув с плеч увесистый рюкзак. – Он примыкает к району Красных зорь. Этот участок города давно заброшен и предоставлен сам себе.
– Здесь произошла какая-то катастрофа? – тяжело дыша и стирая тонкие ручейки соленого пота, поинтересовался Сашка.
– Катастрофа?! – удивился Аластор. – Да, если принять за таковую человеческую глупость и жадность. В этом районе проживали работники никелевого комбината. Того самого, где мы побывали с тобой днем ранее. Когда карьер истощился – его закрыли, люди были уволены и по большей части оказались не у дел – новой работы в городе для них не нашлось. Платить за взлетевшие до небес коммунальные услуги стало просто нечем. Конечно, отключить электричество и воду – это выход! Но остаются еще и налоги. За их неуплату людей лишали имущества и вышвыривали на улицу. Кто-то выехал сам. Место обезлюдело и опустело.
– И что же, никто не сопротивлялся? – сдвинув брови, удивился Сашка.
– Сопротивлялись, – равнодушно бросил Аластор. – Но таким довольно быстро нашли работу – кромсать твердь скальных пород на каменоломнях Селичанского комбината.
– Но это же несправедливо! – с жаром воскликнул Сашка, будто пытаясь доказать ему очень важную и простую вещь.
– Хм… – иронично хмыкнул Аластор. – Осторожно, маленький мальчик, подобные мысли в городе считаются хулой на светский порядок, установленный в Республике. Ты можешь превратиться в изгоя.
– Изгоя? Почему?
По всей видимости, вопрос показался Аластору слишком наивным, и он предпочел не отвечать на него. Наклонившись к рюкзаку, он расстегнул застежку на стянутой горловине и не спеша извлек наружу ручной гарпун, искусно переделанный из арбалета, да моток крепкой веревки. Щелкнув креплением, Аластор прицепил барабан к остову цевья и, вытянув руку, направил его к стене.
– Мы будем подниматься здесь? – с ужасом спросил Сашка, запрокинув голову к верху и попытавшись представить себя, неумело карабкающегося по тонкой болтающейся веревке.
– Да. И это самый безопасный путь.
Аластор бросил взгляд к вершине стены и ненадолго застыл, внимательно высматривая что-то средь однородной массы серых камней. Видимо, отыскав то, что было нужно, он принялся объяснять:
– Там, почти у самой вершины, находится смотровая камера технического персонала. Снизу ее почти не видно, но в нее вмурована лестница, которая ведет наверх, в потолочный тоннель. Все, что нам нужно, – это зацепить крюк гарпуна к каркасу лестницы.
– Но… как это можно сделать, если мы даже не видим эту камеру? – удивился Сашка.
Аластор молча выставил гарпун наконечником вверх и, ничего не объясняя, нажал на спусковой крючок. Выпушенный гарпун с шумом взлетел вверх, разматывая накрученную на катушку веревку, и, звякнув об стену, стремительно плюхнулся на землю.
Аластор недовольно хмыкнул и, пробурчав что-то совершенно неразборчивое, вновь принялся сматывать распустившуюся веревку.
Сашке стало жутко от одной только мысли, что придется взбираться на вершину казавшейся совершенно неприступной стены, да еще по такой хлипкой веревке. Ему вдруг очень захотелось, чтобы Аластор никогда не попал в эту злосчастную камеру, но второй выстрел мгновенно обрушил всякие надежды. Гарпун взвыл в небо и, сблизившись со стеной, исчез где-то в пустоте невидимой полости.
