Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко
Нить быстро закивала. Над её головой встретились два роя мелких щипучих болотных пчёл. Свист кряжичей стал отрывистым и низким, теперь он напоминал бой барабанов.
— Да ты не боись — сказал вдруг коренастый жрец в короткой мантии. — Мы ему ничё не сделаем. Ток расспросим кой о ком. Надо очень расспросить.
Лохматый, ладонью зажав Нити рот, пинками погнал её в пещеру. Волокуше только и оставалось, что идти, поскуливая от страха и отвращения, – чужая ладонь, зажавшая рот, впившаяся в дёсны — это было настолько тошнотворно и мерзко, что перебивало даже лютый звериный ужас в горле и животе — до встречи с этими тремя людьми Нить даже не знала, что может чувствовать такой ослепляющий, оцепеняющий страх. Слова терялись, слова разбегались. Нить всё хотела найти слова для того, что происходит сейчас, что происходит с ней и что это означает, — слова бы помогли понять, как нужно действовать, как поступить правильно, какого действия ждёт от неё лес… Но слова терялись, слова не хотели называть события и выбирать для них действия.
Если Поющий Небу — дракон, если лес провёл его через эту пещеру, и теперь Нить входит в эту пещеру, ведомая жрецом, с зажатым ртом, с чужой тяжёлой рукой на плече, то… то…
Пещеру захватил непроглядный мрак. Никогда, никогда прежде эта пещера не была такой тёмной, но теперь у неё внутри пряталась и разрасталась бесконечная беспросветная чернота. Ни следа лепестков или хотя бы белого пепла. Ни лучика солнца, ни крошки надежды, и можно не сомневаться, что второго выхода из пещеры тоже больше нет.
— Это чё? — спросил над ухом Нити голос жреца, и тут же снаружи заорали двое других.
Так орут только люди, на которых бросились бешеные болотные пчёлы. У болотных пчёл кошмарные мелкозазубренные лапки, колючие, царапучие и вдобавок ядовитые, потому ещё и пекучие.
Жрец, держащий Нить, вздрогнул, рванулся сначала на крики приятелей, а потом — прочь от них, в пещеру, в её тёмный спасительный мрак, и выпустил Нить, а она, успев лишь осознать, как ужасно болит её вывихнутое крыло, сиганула вперёд и вниз, в спасительную, пугающую, непроглядную темноту пещеры.
***
В то, что Поющий Небу — дракон, Нить поверила почти сразу и безоговорочно. Поверила жрецам, пускай сами по себе они и не вызывали никакого доверия. Но ведь если плохой, неприятный и даже лживый человек скажет: «Солнце встаёт на востоке» — разве это окажется неправдой лишь потому, что человек неприятен и лжив?
Если Илидор — дракон, то это объясняет сразу множество странностей и даёт ответы на многие вопросы.
Почему Матушка Пьянь назвала его Поющим Небу. Откуда Илидор столько знает о полётах. Почему его крылья такие — ненастоящие, но живые. Почему лес не скрывал от него добычу из мяса, которую так неохотно позволяет забирать даже своим народам — просто не мог. Как вышло, что Илидор, такой с виду искренний и светлый, примкнул к Храму, не видя в нём подвоха. И отчего он сумел пройти своей дорогой даже там, где никакой дороги отродясь не было.
Просто он дракон. Порождение хаоса.
Его присутствие ломает малые старолесские законы, как две песни заглушают одна другую. А большие законы… кто знает! Кто знает, в какую игру дракон играет со Старым Лесом и во что играет Старый Лес с Илидором. Понимает ли дракон лесную силу, сознаёт ли, с чем имеет дело.
Старолесье призвало дракона по какой-то своей надобности — или дракон явил своё призвание старолесью?
Этого, пожалуй, не сумела был понять не то что юная и неопытная Нить, а даже многомудрая и всезнающая Матушка Пьянь.
И почему-то именно этот вопрос больше всего занимал Нить, когда дозорные волокуши, страшно ругаясь на всё храмское, на руках выносили её из пещеры.
Глава 26. Всмотреться в глубокие воды
— А ты какого шпыня тут делаешь?!
В быстро густеющих сумерках перед Илидором простиралось гигантское — другой берег едва различим — и очень тихое озеро с песчано-травяным бережком. Вода его переливчато блестела на солнце, словно всю поверхность покрывали осколки зеркал или же ткань в блёстках, из какой, бывает, шьют себе платья знатные эльфки. Поверхность так сверкала, что в воде ничего нельзя было разглядеть, невозможно даже понять, какого она цвета, эта вода.
От озера, раскинув в стороны руки со скрюченными пальцами, на дракона надвигался Йеруш Найло. Он явно раскинул руки не для обнимашек и не показывая отсутствие дурных намерений. Он словно хочет закрыть озеро от золотого дракона, выдавить дракона с этой поляны, не подпустить к воде, убрать, убрать, убрать его из этого места, вышвырнуть из своей действительности. Лицо Йеруша перекошено яростью, дрожит подбородок, глаза злобно сверкают.
— Да что с тобой такое, Найло? — воскликнул Илидор. — Тебя бешеные мухи покусали или что? Я сюда по карте пришёл! По карте! Убери, нахрен, свои корявки от меня, пока я их тебе не оторвал и не вставил в…
— По карте.
Найло остановился в нескольких шагах от Илидора, руки Йеруша, словно развязанные верёвки, упали вдоль тела и тут же дёрнулись назад-вбок, Йеруш стал подпрыгивать на цыпочках, склонив голову и как никогда походя на сильно нездоровую птицу.
— По карте? Гномская карта вела тебя сюда? Но откуда они знали, откуда они знали, Илидор, какого бзыря я прошёл весь этот путь с бешеными котулями по бешеным землям и вышел с другой стороны, во-он оттуда, и какого ёрпыля я отслеживал течение котячьих прудов печали и всей этой мутной хренотени, когда у тебя… Когда у тебя всё это время была карта! Ты, идиотский дракон! Почему ты не сказал, что у тебя есть карта?!
— Я говорил!
Илидор стоял, сложив руки на груди, изо всех сил вцепившись в рукава своей рубашки, потому что это было так невозможно сложно — стоять спокойно, и смотрел на Йеруша с сумрачным злорадством. Найло замер, по-рыбьи приоткрыв рот, и пялился на дракона, не мигая. Только кисти крыльев-рук, заведённых за спину, подёргивались, и казалось, это ветерок шевелит пальцы Йеруша.
— Я говорил тебе, что у меня есть карта, — гулким, чужим голосом повторил Илидор. — Я просил тебя пойти по этой карте к озеру и узнать, что за хрень в нём плавает и как это связано с Такароном. Я объяснял, насколько для меня это важно, и ты в ответ, кажется,
