Брет Гарт - Габриель Конрой
— Но ведь твоя сестра не бежала с этим малым. Она ушла с ним, чтобы найти подмогу и спасти вас всех, — лихорадочно прервал Джек, стараясь вернуть Олли к началу ее рассказа.
— Ах, вот как! Почему же он не мог найти подмогу сам, а потом возвратиться за ней, если он так уж ее любил? Нет, она сама влюбилась в него, как кошка, не хотела расстаться с ним ни на минуту, бросила ради него и Гэйба, и меня, и всех. А теперь корит Гэбриеля, что он опозорил себя, женившись на Жюли. На себя бы оборотилась, поменьше бы важничала.
— Замолчи! — яростно крикнул мистер Гемлин, пряча, лицо в подушку. — Замолчи! Или ты не видишь, что глупой своей болтовней сводишь меня с ума? — Когда, полная тревоги и раскаяния, Олли прикусила язычок, он добавил помягче: — Извини. Я сегодня не очень хорошо себя чувствую. Если доктор Дюшен здесь, пошли его ко мне. Одну минуточку. Вот так! Спасибо. Беги!
Олли побежала. Она была строптивой девочкой, но что-то в характере мистера Гемлина заставляло ее слушаться его беспрекословно. Сейчас она была сильно встревожена состоянием его здоровья и тотчас же разыскала доктора Дюшена. Как видно, ее волнение и тревога передались и ему, потому что когда минутой позднее этот прославленный доктор вошел в комнату Джека, на лице его не было обычного спокойствия. Подойдя к постели больного, он попытался пощупать пульс, но Джек уклонился от этого невыгодного для него в данную минуту обследования и, спрятав руку под одеяло, пристально поглядел на врача.
— Могу я уехать отсюда?
— Вообще говоря да, но, как врач…
— Об этом я вас не спрашиваю. Я веду игру за себя, доктор, и, если банк лопнет, вы не будете в ответе. Когда?
— Что ж, — сказал доктор Дюшен с профессиональной осторожностью, — если не будет ухудшения (тут он сделал вторую безуспешную попытку послушать Джеку пульс), через недельку мы сможем двинуться.
— Нет, — сказал Джек, — я хочу ехать сейчас.
Доктор Дюшен склонился над больным. Будучи человеком пытливого и острого ума, он заметил в лице Джека нечто такое, чего не увидели другие. Подумав, он сказал:
— Можно и сейчас, но это — риск. Вы рискуете жизнью.
— Готов на риск, — быстро ответил мистер Гемлин. — Вот уже шестой месяц, как мне идет плохая карта. Что делать? — Он чуть усмехнулся своей дерзкой усмешкой. — Игра есть игра! Скажите Питу, чтобы уложил вещи и помог мне одеться.
— Куда вы поедете? — тихо спросил доктор, пристально глядя на своего пациента.
— К чертовой бабушке! — сказал мистер Гемлин, не долго раздумывая. Потом, вспомнив, что он едет со спутниками и должен сообразоваться также и с их вкусами, помолчал и добавил: — Поедем в миссию Сан-Антонио.
— Вот и отлично, — откликнулся доктор.
Следует ли приписать то снадобьям доктора Дюшена или каким-то скрытым жизненным источникам в организме больного, но только лишь было принято решение ехать, как у мистера Гемлина словно прибавилось сил. Дорожные приготовления не заняли много времени, через два-три часа все было готово.
— Не люблю этого прощального кудахтанья, — сказал Джек в ответ на предложение устроить ему проводы. — Пусть пригласят другого банкомета и продолжают игру.
Несмотря на столь ясно выраженную волю больного, в момент, когда дорожная коляска уже должна была вот-вот тронуться, появился смущенный и озабоченный Гэбриель.
— Я проводил бы вас на двуколке, мистер Гемлин, — сказал он, как бы извиняясь за то, что по причине своего роста и сложения никак не может втиснуться вместе со всеми в коляску, — да только не могу оставить жену. Она еще очень слаба, да и ребеночек совсем маленький… вот такого росточка… хотя, впрочем, как человеку холостому, вам это, может быть, и не понять. Еще хотел сказать — думаю, вам будет интересно услышать об этом, — что я раздобыл денег и внес залог за мистера Перкинса. Он ведь не убивал Рамиреса… тот сам зарезался… об этом и на суде говорилось. Вы хворали тогда, потому и не знаете. Отлично выглядите сегодня, мастер Гемлин. Я очень рад, что Олли едет с вами. Грейс тоже, конечно, проводила бы вас, но она у нас стесняется малознакомых людей. Да еще она помолвлена — вот уже седьмой год — с одним молодым человеком по имени Пуанзет, — он был моим адвокатом на суде, — а сейчас вдруг взяла да повздорила с ним. Впрочем, милые бранятся — только тешатся; вы сами молодой человек, мистер Гемлин, и знаете об этом, наверное, не хуже моего…
— Пошел! — яростно крикнул вознице мистер Гемлин. — Какого дьявола ты стоишь?!
Лошади рванули, стоявший с виноватым видом Гэбриель скрылся в облаке пыли, мистер Гемлин в изнеможении откинулся на подушки.
Когда Гнилая Лощина осталась позади, в его настроении наступил, впрочем, перелом к лучшему. В Сан-Антонио он въехал почти таким же дерзким и бесшабашным, как бывало; все готовы были поклясться, что ему на самом деле лучше; все, кроме лечащего врача. А этот джентльмен, тщательно выслушав больного, сказал вечером Питу, когда остался с ним наедине:
— Нервный подъем продлится три дня. Я уезжаю в Сан-Франциско и вернусь точно к сроку, если, конечно, вы не вызовете меня телеграммой раньше.
Он весело простился со своим пациентом и грустно со всеми остальными. Перед отъездом он разыскал отца Фелипе.
— У меня больной, — сказал доктор, — он в дурном состоянии; гостиница — неподходящее для него место. Нет ли здесь какого-нибудь семейного дома, куда его взяли бы на неделю по вашей рекомендации? Через неделю он окрепнет или же… не будет вообще нуждаться в людской помощи. Протестант? Нет… он — никто. Я слышал, вы имели дело с язычниками, отец Фелипе!
Отец Фелипе пристально поглядел на собеседника. Имя его как искусного врача было известно иезуиту; а проницательность и ум доктора были видны в каждом его слове.
— Странный, случай, сын мой, — сказал священник, — печальный случай. Я сделаю, что смогу.
Он выполнил обещание. Назавтра, под присмотром отца Фелипе, мистера Гемлина перевезли в Ранчо Блаженного Рыбаря; хотя хозяйка ранчо была в отъезде, Джеку было оказано полнее гостеприимство. Когда миссис Сепульвида вернулась из Сан-Франциско, она сперва удивилась, потом проявила интерес к гостю, под конец же была весьма довольна.
В госте, привезенном отцом Фелипе, она распознала того самого таинственного незнакомца, которого всего несколько недель тому назад видела возле Ранчо Святой Троицы. Несмотря на болезнь, Джек все еще был хорош собой; больше того, нездоровье сообщало ему то меланхолическое очарование, которое одни лишь женщины — хрупкие, болезненные существа — умеют ценить по достоинству. Она принялась баловать больного; на день уложила его в свой собственный гамак на веранде, на ночь отвела ему лучшую спальню в доме. Когда этот приятно проведенный день подошел к концу она сказала, лукаво улыбаясь:
