Виктор Пронин - В исключительных обстоятельствах
Шелвадзе был женат, но через год после свадьбы над семейным очагом стали подниматься клубы дыма. Жена потребовалась для весьма нехитрой операции — получить московскую прописку. Смазливая, глупенькая Вера, первокурсница-медичка, избалованная дочь преуспевающих родителей, познакомилась с Нико у подруги. Он был тогда скромным преподавателем литературы в одном из маленьких городов Кавказа и приехал в столицу на каникулы с затаенной мыслью — пришвартоваться, к берегу Москвы-реки. Верочка потеряла голову после третьей встречи с «литератором» — так он отрекомендовался. Остроумен, эрудирован, красив, богат — родители весьма успешно промышляли на далеком Севере, перепродавая цитрусовые и прочие дары щедрот кавказской земли втридорога. Да и сам он уже владел искусством «делать деньги», не брезгуя, кстати, и поборами с учеников, и спекуляцией дефицитными товарами, валютой.
Поначалу Верочка старалась не замечать, что пребывание у домашнего очага, пусть уютного, прекрасного, благодатного, стало для ее Нико просто мукой. Но так долго продолжаться не могло. Переехавший в Москву провинциальный учитель литературы решил, что он не рожден для педагогики. А для чего? Наивная супруга допытывалась: «Где ты работаешь, Нико? Где получаешь такую большую зарплату?» Сперва он отшучивался, потом начал рычать: «Не твое дело». Позже пошли в ход кулаки: «Не смей шпионить за мной».
Семейный очаг угас. Шелвадзе покинул его с высоко поднятой головой, приняв позу оскорбленного, обиженного. Друзьям жаловался: «Меня там не поняли. Я не хочу прозябать на учительском поприще. Нико ждут иные пути-дороги, а Вера требует, чтобы я пошел работать в школу. Не будет этого».
Он не стал добиваться раздела имущества, жилплощади. «Нико выше этого». Собрал свои вещички и, не попрощавшись, покинул благословенный дом, открывший перед ним «врата Москвы». К тому времени Шелвадзе познал не только искусство «делать деньги», но и «делать жизнь», имея деньги. Через год он уже въехал в однокомнатную квартиру кооперативного дома-башни на Ленинградском шоссе. К семейному очагу Нико больше не возвращался, придерживаясь банальной философии прохвостов: «Зачем надевать хомут, когда так много красивых женщин, жаждущих любви?»
...Два часа назад Бутов попросил сотрудника отдела навести справки о последней зарубежной туристической поездке Николая Григорьевича Шелвадзе — в какой группе путешествовал, нельзя ли разыскать старосту? Сотрудник все выяснил, разыскал, но побеседовать не смог: бывший староста в командировке, вернется завтра-послезавтра.
ЗДЕСЬ ГОВОРЯТ ПО-РУССКИ
Шелвадзе арестовали на юге за спекуляцию валютой. Допрос продолжался уже в Москве. Поначалу он хитрил, выдавая на ходу придуманные легенды. Но вскоре понял, что о нем уже знают многое и отпираться бессмысленно. И поведал следователю неприглядную историю своей достаточно мерзкой жизни. Рассказал и о зарубежном турне.
...Рано утром советские туристы вышли из отеля. Тихая и не очень многолюдная улица. Стоял захмелевший от тепла апрель. Настроение у туристов радужное, весеннее. Они в восторге от виденного вчера в Королевском музее изящных искусств, а сегодня прогулка по городу. Это всегда приятно, когда сопутствует солнце — и подавно. До прихода автобуса оставалось еще минут двадцать. Туристы грелись на солнышке, а Шелвадзе решил побродить, поглядеть на витрины еще закрытых магазинов, кафе. Их тут много, на каждом шагу. Броские, яркие вывески, модные товары за толстыми стеклами. Так и зовут — купи! Внимание привлекла дощечка над входом неприметного дома: «Здесь говорят на немецком, испанском, итальянском, русском языках». А рядом — четвертушка ватмана, на котором черным фломастером по-русски каллиграфически выведено: «С восемнадцати часов — шоу».
День прошел в разъездах. Гуляли по городу. Любовались живописной частью Антверпена с его позднеготическими постройками, долго стояли у стен замка Сиян. С пяти вечера до «отхода ко сну» — у туристов свободное время, каждый распоряжается им как душе угодно. Земляк, он был постарше Нико, инженер из Тбилиси, в компании женщин отправился покупать сувениры. «Тяжелое дело, — вздыхал инженер. — Капризная жена, две дочки, зять, внучка, старики-родители... И все ждут. Никто не хочет думать, что валюты у туриста кот наплакал».
Когда туристы разбрелись кто куда, Шелвадзе отправился в облюбованное им еще утром скромное заведение, надеясь за небольшую плату приобщиться к тому, что с его, Нико, точки зрения олицетворяло настоящую западную цивилизацию — шоу. Его весьма скромный природный интеллект не позволил разобраться, где истинная культура, цивилизация, а где — пестроцветная мишура, обман чувств и разума. Шоу — это его давний кумир. И двигала им отнюдь не журналистская любознательность, а исключительно желание щекотать нервы, скотское чувство...
...За вход заплачено, и Нико проследовал в зал. Рассчитанный человек на пятьдесят, он был наполовину пуст. Шелвадзе сразу же отметил непритязательность обстановки, что немного разочаровало. Он ждал чего-то сногсшибательного. А тут маленькая эстрада у стены, вплывавшая в зал. Где-то в глубине — не слишком опрятная стойка бара с вышколенным барменом.
Нико занял боковой столик. Скрытые светильники излучали мягкий оранжевый свет, создавая приятный полумрак. На сцене тихонько плакала скрипка. Кто-то бесшумно подошел к столу и, не задавая вопросов, поставил перед Нико большой стакан аперитива, маленькую тарелочку с земляными орехами и тут же растворился в полумраке.
Нико блаженствовал. Умеют же тут делать все тихо, красиво, грациозно. Все обворожительно — и свет, и чувствительная музыка, и аперитив, и орешки! Все не как у нас, когда стол некрасиво ломится от яств и бутылок. Все это представлялось ему волшебством, сказкой. Ба, да вот и фея. Очаровательная блондинка, как-то незаметно появившаяся за его столиком, ласково поглядела на Нико и представилась: «Катрин».
Не будем грешить против истины — появление Катрин обескуражило Нико лишь на мгновение. Не больше! Кто-то из видавших виды приятелей рассказывал, что в понятие «западная цивилизация» входят и внезапно возникающие, полные любви и очарования феи. У нашего героя было три кумира — большие деньги, красивые женщины и свободы Запада, из которых под номером один шла свобода предпринимательства. Что касается других «свобод», то здесь Нико пока еще профан, хотя премного наслышан о них, зато по части красивых женщин...
Кто-то опять бесшумно подошел и теперь уже поставил на стол откупоренную бутылку «Лонг Джона» и сифон с содовой. Катрин иронически посмотрела на Нико, как бы спрашивая: «Неужели вы это заказывали? — И мотнув головой с красиво уложенными волосами, едва касавшимися роскошных плеч, дала понять: — Виски я пить не буду». Шелвадзе понял и смутился. Выручил его все тот же бесшумный дух — на столике появилась бутылка коньяка «Наполеон» и две чашки кофе. Катрин приветливо улыбнулась.
