Фернандо Гамбоа - Черный Город
— Они неудержимо подступают к нам, — прошептала Кассандра.
— Я вижу, — ответил я, стараясь говорить абсолютно спокойно и сохранять выдержку. — Не останавливайся, иди вперед.
— Я уже начинаю сомневаться, что мы сможем отсюда выбраться… — сказал слегка дрожащим голосом аргентинец.
— Нам осталось совсем немного. Ты только заставляй их держаться на расстоянии.
Когда я произносил эти слова, мы уже взбирались на груду черепов и костей, которая, словно какая-то жуткая юбка, покрывала статую до пояса, и водили при этом бенгальскими свечами из стороны в сторону — так делают дрессировщики, находящиеся в клетке с переставшими слушаться тиграми. Морсего тем временем смотрели на нас снизу с возрастающим гневом, как будто мы, святотатственно проникнув на их территорию, еще и осквернили самое священное место в забытом всеми городе. Их рычание перешло в громкий рев, они все более решительно ударяли своими лапами по воздуху, по-прежнему приближаясь к нам. Я даже заметил, как один из них, прикрыв глаза одной рукой, подался всем телом вперед и рубанул когтями по воздуху уже совсем близко от нас.
— Быстрее! — воскликнула Валерия, увидев, как когти этого морсего рассекли воздух в каких-нибудь десяти-пятнадцати сантиметрах от ее ноги. — Они постепенно перестают бояться бенгальских свечей!
— Нужно открыть по ним огонь! — крикнул в ответ Клаудио, впадая в панику.
— Не надо, подождите! — громко одернул его я, стараясь перекричать нарастающий рев морсего. — Как только мы это сделаем, они набросятся на нас, и тогда нам всем конец! Стреляйте только в самом крайнем случае!
Мы с большим трудом — спиной вперед — забрались на груду черепов и костей, перемещаясь внутри образуемого нашими бенгальскими свечами круга красного света, едва-едва сдерживающего натиск бесчисленных морсего, горящих желанием разорвать нас на мелкие кусочки. Мы были похожи на трехсот спартанцев, обреченных на гибель, но при этом решивших заставить врагов дорого заплатить за их, спартанцев, жизни, однако про наш подвиг никто не написал бы в летописи и про него никто не снял бы, как водится, все перевирающий кинофильм.
— Ну давайте, хватайтесь за веревку и лезьте наверх! Ну же! — крикнул я, напрягая легкие. — Профессор! Вы и Анжелика полезете первыми!
— Нет! — ответил профессор. — Первой полезет моя дочь!
— Перестаньте болтать глупости и лезьте побыстрее вверх! — С этими словами я зажег свою вторую — и последнюю — бенгальскую свечу, потому что первая уже догорела, однако морсего боялись излучаемого горящими бенгальскими свечами красноватого света все меньше и меньше, а потому мне стало понятно, что еще немного — и мне придется начать стрелять. — Быстрее, у нас очень мало времени! Все остальные — сразу же лезьте за Анжеликой и профессором по веревке вверх! Ну-ка, живо!
На этот раз спорить со мной никто не стал, однако, когда я оглянулся и увидел, как Анжелика хватается обеими руками за веревку, чтобы начать карабкаться по ней к вершине статуи, откуда-то сзади неожиданно появился один из морсего. Воспользовавшись секундным замешательством, которое вызвало его появление у бразильянки, он подскочил к ней и с силой резанул своими острыми как нож когтями по ее животу, вспарывая плоть.
Прежде чем я успел как-то на это отреагировать, морсего, злобно оскалившись, собирался уже наброситься на профессора, стоявшего менее чем в метре от Анжелики, но в тот же миг раздался грохот автоматной очереди, и морсего отлетел назад, как будто на него набросили сзади аркан и затем очень сильно дернули.
Из ствола автомата Валерии поднялась к потолку струйка белого дыма.
Схватка с морсего, похоже, становилась неизбежной.
На пару секунд, показавшихся мне бесконечно долгими, грохот выстрелов сменился неправдоподобной тишиной, воцарившейся во всем этом огромном подземном помещении.
Морсего, замерев как парализованные, дружно замолчали.
Никто из нас шестерых тоже ничего не говорил и не двигался. Мы боялись нарушить воцарившуюся тишину.
Это было затишье перед бурей.
Еще несколько секунд — и мы, пусть даже у нас и имелись автоматы, все будем зверски убиты.
— Экономьте патроны… — вот и все, что я додумался сказать, бросая бенгальскую свечу и хватая свой автомат обеими руками.
По толпе морсего прокатился рев гнева и ненависти, и они ринулись на нас, словно большая беснующаяся толпа.
96
— Быстрее карабкайтесь наверх! — крикнул я, прежде чем начать палить из автомата прямо перед собой.
Переключатель режима стрельбы моего автомата был установлен на ведение огня очередями, а потому, надавив указательным пальцем на спусковой крючок, я за какие-нибудь несколько секунд выпустил все имевшиеся в магазине патроны и при этом, возможно, не попал ни в одного морсего. Я стрелял не целясь, потому что стремился не столько убить кого-нибудь из них, сколько напугать их всех, однако одним лишь грохотом автоматной очереди остановить монстров, похоже, было нельзя. Если бы Касси не начала «косить» бросившихся к нам морсего из своего автомата, я, наверное, не успел бы даже вытащить из-за пояса своих штанов пистолет Соузы.
Открывая огонь из пистолета, я стал целиться в ближайших ко мне морсего, с удивительной ловкостью взбирающихся вверх по склону груды черепов и костей на четырех конечностях. Двумя меткими выстрелами я прикончил двоих из них — пули калибра девять миллиметров заставили их отлететь назад — и прицелился в третьего, подумав при этом, что патронов у меня хватит всего лишь на нескольких морсего, а их ведь на нас ополчилось не то двести, не то триста…
И тут произошло нечто очень странное.
Уже вот-вот собирающиеся разорвать нас на части своими клыками и когтями морсего вдруг дружно, словно по команде, замерли и даже перестали издавать свой оглушительный рев. Затем они медленно склонили головы и сделали несколько шагов назад, тем самым отступая от нас.
Мы тоже замерли, перестав стрелять и не зная, что и думать о такой неожиданной перемене в поведении окружающих нас жутких существ. Затем мы все переглянулись, и при свете постепенно угасающих бенгальских свечей я увидел на лице своих товарищей такое же выражение недоумения, какое они, должно быть, увидели и на моем лице. Я, заметив какой-то отблеск со стороны верхней части статуи, поднял глаза и увидел нечто удивительное.
На голове статуи стоял человек в золотой маске и желтой тунике. Он словно бы сошел с одного из изображений, украшавших «зал с рисунками», как мы окрестили помещение, в котором имелась стенная роспись. В обеих разведенных в стороны руках у него было по факелу, и он держался так величественно, что, похоже, одним своим присутствием заставил остановиться целую толпу разъяренных морсего.
