Уилбур Смит - Птица не упадет
— Ты все это видел, Пунгуше? — спросил Марк.
— То, чего не видел, прочел по следу.
— Теперь я понимаю твои слова о четвертом. Расскажи, что произошло в тот день, когда иксхегу сидел здесь и курил трубку.
Пунгуше показал вниз по течению высохшего ручья.
— Неслышный человек пришел и остановился там, где сидим мы с тобой, и он смотрел на твоего деда и ничего не говорил, но держал исибаму, свое ружье, вот так.
— И что тогда сделал иксхегу? — спросил Марк. Его замутило от ужаса.
— Старик поднял голову и задал вопрос, громко, как говорят, когда испугались, но неслышный человек не ответил.
— И что потом?
— Прости, Джамела, теперь, когда я знаю, что старик твоей крови, рассказ причиняет мне боль.
— Продолжай.
— Тогда неслышный выстрелил, один раз, и иксхегу упал лицом в песок.
— Он умер? — спросил Марк. Пунгуше ответил не сразу.
— Нет, он не умер. Пуля попала сюда, в живот. Он шевелился и стонал.
— Неслышный человек снова выстрелил?
Марк чувствовал в горле едкую горечь.
Пунгуше покачал головой.
— Что же он сделал?
— Сел на берегу, там, где сидим мы, и молча курил, глядя на иксхегу, лежащего на песке. И так смотрел, пока старик не умер.
— Сколько времени он умирал? — сдавленным от гнева голосом спросил Марк.
Пунгуше обвел участок неба, означающий два часа движения солнца.
— В конце иксхегу говорил по-зулусски и на своем языке.
— Что он говорил, Пунгуше?
— Он просил воды и призывал Бога и женщину, может быть, мать или жену. Потом он умер.
Марк думал об этом, и приступы тошноты чередовались со вспышками жгучей ярости, ненависти и горя. Он пытался понять, почему убийца оставил свою жертву медленно умирать, и только спустя много времени вспомнил, что все должно было выглядеть так, будто старик погиб от несчастного случая. Человек не может случайно выстрелить в себя дважды. На теле должна быть только одна пулевая рана.
Но рана в живот всегда самая болезненная. Марк вспомнил, как кричали раненые в траншеях, когда их уносили санитары.
— Я горюю с тобой, Джамела.
Слова Пунгуше привели Марка в чувство.
— Что произошло после смерти иксхегу?
— Пришли из лагеря другие двое, старый лысый и молодой громкий. Они долго разговаривали, кричали — красные от гнева, и махали руками вот так и вот так. — Пунгуше изобразил горячий спор. — Один указывал сюда, другой туда, но под конец заговорил неслышный, а те двое слушали.
— Куда они отнесли его?
— Сначала они обыскали его карманы и достали какие-то бумаги и кулек. Они снова стали спорить, и молчун забрал у них бумаги и снова положил старику в карман.
Марк понял зачем. Честный человек не ограбит жертву случайного выстрела.
— Потом они отнесли его на берег, вот сюда.
Пунгуше встал и отвел Марка на четыреста ярдов в лес, к самому началу откоса.
— Здесь они нашли старую нору муравьеда и затолкали в нее тело старика.
— Здесь? — спросил Марк. На этом месте росла короткая буйная трава и не было ни следа пирамиды из камней. — Я ничего не вижу.
— Они принесли камни с того утеса и положили их в нору на тело старика, чтобы его не выкопала гиена. Потом забросали камни землей и разровняли землю веткой.
Марк опустился на колени и осмотрел землю.
— Да! — воскликнул он.
В земле было небольшое углубление, как будто осела почва над ямой.
Марк извлек нож и сделал на четырех ближайших деревьях засечки, чтобы легче было сюда вернуться. Потом выложил в углублении небольшую пирамиду из камней.
Закончив, он спросил Пунгуше:
— Почему ты ничего никому не рассказывал об этом? Почему не пошел в полицию в Ледибург?
— Джамела, безумие белых меня не касается. К тому же до Ледибурга далеко, а полицейский спросит: «Эй, кафир, а что ты делал в долине Бубези, где видел такие странные дела?» — Пунгуше покачал головой. — Нет, Джамела, иногда человеку лучше быть слепым и глухим.
— Скажи мне правду, Пунгуше, если ты снова увидишь этих белых, ты узнаешь их?
— У всех белых людей лица, как вареный ямс, красные, комковатые и бесформенные. — Тут Пунгуше вспомнил о вежливости. — Кроме твоего, Джамела, оно не такое уродливое, как у всех.
— Спасибо, Пунгуше. Значит, ты их узнаешь?
— Лысого старика и молодого громкого — да.
Пунгуше задумчиво наморщил лоб.
— А молчуна? — спросил Марк.
— Хо! — Лоб Пунгуше расправился. — Разве можно забыть, как выглядит леопард? Разве можно забыть убийцу людей? Молчуна я узнаю когда угодно и где угодно.
— Хорошо! — кивнул Марк. — Возвращайся домой, Пунгуше.
Он подождал, пока зулус не скроется за деревьями, опустился на колени и снял шляпу.
— Что ж, дед, — сказал он, — я не очень это умею. Но я знаю, ты хотел бы, чтобы были произнесены слова.
Голос его звучал хрипло и низко, и ему пришлось громко откашляться, прежде чем начать.
* * *В доме в Лайон-Копе окна были закрыты ставнями, вся мебель укутана белыми чехлами, но на кухонном дворе Марка встретил главный слуга.
— Нкози отправился в Теквени. Он уехал две недели назад.
Он накормил Марка завтраком из яичницы с беконом.
Потом Марк вышел и снова сел на мотоцикл.
Дорога до побережья была долгой и трудной, и пока из-под колес убегали назад пыльные мили, у Марка было достаточно времени для размышлений.
Он покинул Ворота Чаки через несколько часов после того, как нашел могилу деда, и безотчетно отправился к единственному человеку, у которого мог спросить совета.
Он хотел, чтобы Марион поехала с ним, по крайней мере до Ледибурга, где могла бы побыть у сестры.
Но Марион отказалась покинуть дом и огород. Марк не волновался, зная, что Пунгуше будет спать в сарайчике для инструментов за конюшней и охранять дом в отсутствие Марка.
Марк вброд пересек реку и поднялся по склону к началу тропы, где в сарае держал мотоцикл. Путешествие завершилось в темноте, а в Лайон-Коп он добрался на рассвете и узнал, что Шон Кортни уехал в Дурбан.
В середине дня Марк проехал в ворота Эмойени, словно вернулся домой.
Руфь Кортни была в розарии; она бросила корзину со срезанными цветами и побежала, подобрав юбку до колен; широкополая соломенная шляпа слетела с головы и повисла за спиной на ленте, а радостный смех Руфи звучал как смех молодой девушки.
— О Марк, как мы без вас скучали! — Она по-матерински обняла его и расцеловала в обе щеки. — Как вы загорели, окрепли! И отлично поправились. — Она со смешным восхищением пощупала его бицепсы, прежде чем снова обнять. — Генерал будет рад вас видеть. — Она взяла Марка за руку и повела к дому. — Он болел, Марк, но встреча с вами его подбодрит.
