Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд
Она повернулась лицом к Мак-Таггарту.
Даже тогда он не догадался, что у нее на уме, и шагнул к ней, протянув вперед руки. Пятьдесят шагов! Совсем недалеко – и он быстро приближался.
Губы Нипизы снова шевельнулись. Ведь решимости при встрече с вечностью придает нам материнская душа, и в смертный час Нипиза взывала к духу матери. С этим именем на устах она бросилась в бездну, и взметнувшиеся волосы окутали ее, словно блестящий саван.
Глава XXII
Миг – и комиссионер из Лак-Бэн очутился на краю оврага. Он сипло закричал, в диком ужасе, не веря своим глазам, звал Нипизу по имени, но она исчезла. Мак-Таггарт вцепился в камни огромными красными ручищами и вгляделся, оцепенев, вниз, в бурлящую воду и черные камни. Теперь там не было ничего – ни следа Нипизы, и даже ее бледное лицо и струящиеся волосы не промелькнули в последний раз в белой пене. Вот на что она решилась, лишь бы спастись от него!
Мак-Таггарт был чудовище, а не человек, но и его душе сделалось больно, так больно, что он отшатнулся, перед глазами у него потемнело, а ноги подкосились. Он убил Пьеро, и это была победа; всю жизнь он играл роль чудовища со стоицизмом и жестокостью, которые не могли поколебать никакие удары, и никогда не чувствовал ничего похожего на то, что захлестнуло его в этот миг, заставило застыть и окаменеть, словно его разбил паралич. Ба-Ри он не видел. Не слышал, как плачет и скулит пес на краю оврага. На несколько минут мир перед глазами Мак-Таггарта померк, а затем, усилием воли стряхнув оцепенение, комиссионер побежал вдоль ущелья, напряженно вглядываясь вниз, в воду, и высматривая хоть какой-то след своей жертвы. Потом он очутился там, где было слишком глубоко. Никакой надежды. Нипизы больше нет – и это она сделала, только чтобы спастись от него!
Он снова и снова крутил в голове эту мысль, тупо, тяжело, будто мозг ничего, кроме этого, не мог сообразить. Нипиза мертва. Пьеро тоже мертв. Вот чего он, Мак-Таггарт, добился всего за несколько минут.
Он вернулся в хижину – не по своим следам после погони за Нипизой, а напролом сквозь густые кусты. Крупными хлопьями повалил снег. Мак-Таггарт посмотрел в небо – с юго-востока, клубясь, катились черные тучи. Солнце скрылось. Скоро начнется буря, сильная пурга. Крупные снежинки, оседавшие на лицо и голые руки, остудили его и заставили думать. Пурга – это большая удача для него. Снег скроет все – и свежие следы, и даже могилу, которую он выроет для Пьеро.
Такому человеку, как Мак-Таггарт, было нетрудно прийти в себя после моральной контузии. Когда перед ним снова показалась хижина, его разум опять занялся вещами сугубо практическими – всем тем, что требовалось сделать в сложившемся положении. Самым ужасным для Мак-Таггарта было вовсе не то, что и Пьеро, и Нипиза погибли, а то, что теперь не сбудется его мечта. Дело не в том, что Нипиза мертва, а в том, что он ее потерял. Вот что его по-настоящему огорчало. А все остальное, то есть его преступление, легко скрыть.
Он вырыл могилу для Пьеро под высокой сосной рядом с могилой его жены-принцессы вовсе не из сентиментальных соображений. И вообще решил вырыть могилу не из сентиментальных соображений, а из осторожности. Он похоронил Пьеро как полагается. А потом разлил по полу весь керосин, который Пьеро запас на зиму, и бросил спичку. Комиссионер стоял на краю поляны, пока хижина не превратилась в столб пламени. Снег повалил гуще. Свежая могила стала просто белым холмиком, следы сглаживались. Теперь в сердце Буша Мак-Таггарта не было страха перед физической стороной содеянного, и он двинулся восвояси на Лак-Бэн. Раскапывать могилу Пьеро Дюкена никто не станет. А если и случится такое чудо, никто его, Мак-Таггарта, не выдаст. Но от одного его черная душа так и не смогла освободиться. Он навеки запомнил бледное торжествующее лицо Ивы, когда она стояла перед ним в миг своей славы, а он – хотя она предпочла смерть его объятиям – воскликнул про себя: «Какая она все-таки красавица!»
Буш Мак-Таггарт забыл про Ба-Ри – а Ба-Ри забыл про комиссионера с Лак-Бэн. Когда Мак-Таггарт побежал по краю ущелья, Ба-Ри улегся на вытоптанном клочке земли там, где стояла Нипиза, уперся передними лапами и, оцепенев, уставился вниз. Он видел, как она прыгнула. Тем летом он много раз отважно нырял в глубокую тихую заводь вслед за ней. Но теперь вода была совсем другой. В такой поток Нипиза не стала бы нырять. Ба-Ри видел черные верхушки камней, которые то показывались, то исчезали в бурлящей пене, словно головы играющих чудовищ; вода ревела так, что ему становилось страшно, а между каменными стенами неслись обломки льдин. А она туда бросилась!
Ба-Ри одолевало желание последовать за ней, прыгнуть в воду, как прыгал он всегда за Нипизой. Ведь она там, точно там, даже если он ее не видит. Наверное, она резвится среди камней и прячется в белой пене и не понимает, почему он не последовал за ней. Но он робел – робел, высунув над бездной голову и шею, а лапы у него слегка скользили в снегу. Тогда он с трудом отполз от края и заскулил. Уловил в снегу свежий запах мокасин Мак-Таггарта, и тонкий плач медленно перешел в протяжный рык. Ба-Ри снова заглянул в ущелье. И снова не увидел Нипизы. Он лаял и лаял – но в ответ раздавался лишь рев воды. Потом Ба-Ри некоторое время постоял молча, прислушиваясь, и все тело у него дрожало от пронзавшего его ужаса.
Снег повалил вовсю, Мак-Таггарт вернулся к хижине. Тогда Ба-Ри прошел по следу, который оставил Мак-Таггарт на краю ущелья, и везде, где комиссионер останавливался и вглядывался вниз, Ба-Ри приостанавливался тоже. Ненависть к злодею вскоре перегорела и уступила желанию найти Иву, и Ба-Ри бежал вдоль ущелья, пока в четверти мили дальше того места, где комиссионер заглянул в поток в последний раз, не вышел на узкую тропинку, по которой они с Нипизой много раз бродили в поисках горных фиалок. Извилистая тропинка вела вниз по отвесному склону и сейчас была засыпана снегом, но Ба-Ри проложил себе путь по ней до самого края незамерзающего потока. Нипизы там не было. Ба-Ри заскулил, потом снова залаял, но теперь его
