Накаленный воздух - Валерий Александрович Пушной
Долго кружила по лесу, натыкалась на ветки и сучья, обдирала руки, лицо, одежду. Обессилела и растерялась, потому что не понимала, где находилась и как выбраться отсюда. Отпустила повод и утомленно прижалась к шее лошади. И та, почувствовав усталость и растерянность хозяйки, медленно пошла сама. Евдокии ничего не оставалось, как положиться на животное.
Лошадь вытягивала шею, принюхивалась, ноздри дрожали, фыркала, мотала головой. Евдокия гладила ее и, как человека, просила вывезти. И лошадь не останавливалась.
А день клонился к закату, прибавляя Евдокии лишнее беспокойство.
Но вскоре женщина уловила звон колокола. Трудно было понять в лесу, с какой стороны тот доносился, между тем лошадь что-то почуяла и ускорила шаг. Звук колокола слышался все четче и четче, и вот лес расступился и открылась опушка.
Впереди Евдокия увидала городище. Она облегченно вздохнула, обняла гривастую шею животного и поцеловала ее, потом обрадованно дернула уздечку, поторапливая лошадь перейти на бег.
Лошадь уже скакала к воротам городища, когда Евдокия заметила, как наперерез ей на своих низкорослых степняках мчатся ордынские всадники. Евдокия сразу не поняла, откуда вдруг появились они, и только осмотревшись, увидела скопление их воинов возле леса справа от себя. Видно, только что появились. Покажись они чуть раньше – и не удалось бы Даниле Седому увести в лес женщин и детей. Враги кружили на лошадях, присматриваясь к крепости.
В голове у Евдокии мелькнуло, что ордынцы перешли реку и что времени у Димитрия не осталось. Подумала, не успеет она к воротам крепости, степные воины опередят ее. Но возвращаться в лес было поздно и глупо. Там ей сейчас никто не поможет, а тут все-таки – рукой подать до ворот. А вдруг да улыбнется судьба еще раз. Теперь надежда только на ноги лошади. Ну, вынеси, не жалей сил, родимая, спаси свою хозяйку.
Со стен крепости ее увидали, посыпали стрелами в сторону ордынцев, приготовились открыть ворота. Но стрелы не долетали до воинов орды, а ордынские степняки оказались резвее. Они приближались к Евдокии быстрее, чем ворота крепости. В руках ближайшего к ней всадника закрутился аркан. И через мгновение арканная петля резко сорвала женщину с лошади и кинула на землю, а потом потащила по траве.
Ордынцы загалдели, окружили Евдокию, спрыгнули с лошадей. Она не успела оклематься, как оказалась перекинутой через холку ордынского степняка. Воин, заарканивший Евдокию, вскочил в седло, издал гортанный клич и понесся к своему лагерю, где уже разжигали костры и устанавливали шатры.
Перед первым шатром он вздыбил степняка и бросил жену воеводы под ноги лошади под общий одобрительный гомон толпившихся воинов. Чьи-то руки оторвали ее от земли и поставили на ноги. Женщину качнуло, она едва удержала равновесие.
Платок с головы Евдокии был сорван, волосы растрепались, одежда изодрана и перепачкана зеленью травы и землей.
Из шатра показался рослый молодой воин. Он был в кожаном облачении и вышел быстро, мягко ступая расшитой обувью по земле. Под его бегающим взглядом все смолкли. По воинскому облачению Евдокия поняла, что это был начальник. Заговорил без толмача. Спросил, кто она. Женщина сжалась и не ответила. Все было плохо, во всем винила себя. Никогда не представляла оказаться в ордынском плену. Уж лучше умереть. Начальник насупился, усмехнулся, потом отдал приказ воинам.
Двое сорвались с места и метнулись вглубь лагеря. Начальник с любопытством молча разглядывал Евдокию и ждал, пока эти двое не вернулись с третьим. В третьем воине, маленьком, юрком, с рассеченной бровью, с медовым голосом, женщина узнала одного из купцов из Сарай-Вату. Он с полгода назад появлялся в городище с разными товарами. Был на приеме у воеводы, и она при этом присутствовала.
Воин тут же опознал жену воеводы Димитрия. А она подумала, что никакой он не купец, а скорее всего, лазутчик ордынский.
Евдокию подхватили под мышки, оторвали от земли и снова бросили на холку лошади.
Когда скачка прекратилась и женщину опустили на землю, она увидела, что стоит перед большим желтым шатром, плотно окруженным стражей с копьями в руках. А вокруг раскинулся большой военный лагерь.
Евдокия стояла против шатра Темира-карачи, темника Ордынского князя Джанибека, возглавляющего этот поход на московские земли.
Темник Темир-карача в шитом золотом халате задумчиво полулежал на мягких подушках. После долгой скачки в седле он расслабился, давая отдых телу. Распорядился и воинам дать небольшую передышку перед началом приступа.
Внутри шатра, устланного богатыми цветными персидскими коврами, по сторонам от темника курились несколько высоких бронзовых светильников, от них исходил приятный запах благовоний.
Перед Темиром на серебряном подносе стояла золоченая чаша с кумысом. Он лениво подносил ее к губам, отпивал глоток и снова ставил на поднос.
За спиной темника едва уловимо колыхался шелковый занавес. За занавесом замерли два телохранителя, готовые по первому сигналу Темира выскочить оттуда с обнаженными саблями.
У дверного полога сусликом торчал шатерный служитель, следивший за тем, чтобы четко исполнялись все команды темника. Лебезил, изгибался лозою. Тасовал и подгонял невольников, если они мешкали, обслуживая Темира. Цепко отслеживал каждого, кто заходил в шатер. Стремительно передавал команды темника наружу, слегка отодвигая дверную занавеску.
Сбоку от служителя, склонившись, жались три раба, чтобы в любую минуту повиноваться одному только движению руки Темира.
Шатерный служитель уловил шум у шатра и напружинился.
Темир-карача тоже услышал и оторвал глаза от чаши с кумысом. Служитель метнулся наружу и обратно. Доложил, что к темнику прибыл Гаши-мурза и просит принять. Темир мотнул головой в знак согласия. Служитель откинул дверной полог.
В шатер на полусогнутых ногах пропихнулся рослый молодой воин, которого дотоле Евдокия приняла за начальника. Он низко склонился перед темником и доложил о ней.
У Карачи в зрачках мелькнуло удивление, он рукой предложил Гаши-мурзе сесть рядом. Тот мгновенно примостился на одну из разбросанных по коврам подушек.
Шатерный служитель ткнул в затылок невольника. Раб мгновенно выхватил из обитого кожей сундука серебряную чашу, наполнил ее кумысом из висевшего у входа бурдюка и поднес Гаши-мурзе.
Гаши-мурза почтительно произнес короткую речь во славу темника Темира-карачи и шумно отхлебнул кумыс.
Следующий взгляд Темира заставил шатерного служителя вновь отдернуть занавеску.
В шатер втолкнули Евдокию. Она прищурила глаза, присматриваясь в полутьме. И еще не
