Виктор Пронин - В исключительных обстоятельствах
— Хочу надеяться... Впрочем, боюсь, что... — И Сергей с тревогой посмотрел на Агафонова. Взгляды их перекрестились, как рапиры, и в злых агафоновских глазах нетрудно было прочесть: «Поживем, увидим, разговор еще не окончен».
Все трое молча встали из-за стола и разошлись. Через час Перцов позвонил Крымову.
— Если можешь, загляни...
Разговор начался без всяких преамбул.
— Все, что касается, выражаясь языком Агафонова, твоих былых дружков, мне известно. По причинам, о которых знать тебе не надобно, в свое время не счел нужным предавать огласке эти не лучшие страницы твоей биографии. А что касается намеков на какие-то беседы в «Метрополе», то здесь хочу рассчитывать на твою откровенность.
— Вы не ошибетесь в этих расчетах. Все, что сказал Агафонов, это и правда и в то же время одна лишь видимость правды. Искусное переплетение домысла и правды — хорошо отработанный прием клеветников, который может ошарашить хоть кого. Действительно имевшие место факты интерпретированы недобрым человеком с предвзятостью.
...Сергея природа наделила даром отличного рассказчика, рассказывал он всегда увлекательно, с метко схваченными деталями и даже умело переданной интонацией. Но сейчас он не стал вдаваться в подробности и коротко поведал Бутову все, что было сообщено им секретарю партбюро. И про Полякова, и про Аннет, и про Луи Бидо, и про таинственно исчезнувшего Кастильо.
Что сказать теперь Крымову? Бутов не помнит кто, но кто-то очень мудро заметил: справедливость — это первое, что постигает молодой человек в школе моральных ценностей. И сейчас его, полковника, нещадно давило ощущение чего-то недосказанного им в пору последних редких встреч с Сергеем Крымовым. Но это все «за кадром». А в «кадре» — Сергей, разбитной, веселый, ершистый, со своими мироощущениями, с далеко не уравновешенным характером — экспансивным и даже слегка взбалмошным. И сейчас несколько задорно он объявляет:
— Вот и все те сложности, о которых я хотел сообщить вам, Виктор Павлович.
— Ну какие же это сложности... Досадные житейские коллизии, иногда возникающие по собственной вине, а иногда... — Он запнулся, подыскивая нужные слова. — Что поделаешь, Крымов, эхо твоего прошлого, оно может еще не раз дать знать о себе. И это все надо воспринимать спокойно. За все надо платить. Но если обстоятельства потребуют, то я тоже голос подам... Лишних гирь на чаши весов бросать не следует. А, что касается «Метрополя», то тут уж будем надеяться, что уроки прошлого, вопреки злопыхательским прогнозам Агафонова, пошли Крымову впрок. Так?
— Я не понял вас, Виктор Павлович. О каких уроках речь? Кого вы имеете в виду? Журналиста Луи Бидо? Участницу Сопротивления Аннет? Полякова?
Воцарилось недолгое угрюмое молчание. Бутов ответил не сразу.
— Как вам сказать, Крымов? Скажу расхожие слова — доверяй, но проверяй.
Сергей насупился, и это, конечно, не ускользнуло от пристального взгляда полковника. В душе его на какое-то мгновение зазвенела жалостливая струна, и он более чем участливо сказал:
— Ну будет тебе, Крымов, сразу и сник.
— Нет, нет, я не сник, Виктор Павлович! Вы меня многому научили. Между прочим и такому — людям нужно верить, постараться понять человека, поддержать хорошее, поставить заслон плохому. Надо уметь видеть в людях доброе... Вы ведь увидели в Крымове? — Он выпалил все это скороговоркой, задыхаясь от волнения.
Крымов мог бы долго философствовать на эту тему. В редакции в таких случаях говорили: «Сергей опять на любимого конька сел. Романтик!» Он старался воспринимать людей такими, какими ему хотелось видеть их, за что не раз дорого расплачивался. Бутов знал это и с явным интересом слушал.
— Вы не согласны, Виктор Павлович?
Бутов вскользь обронил:
— Согласен. Только б от земли, от земных реальностей не оторваться,
Сергею показалось, что в словах этих промелькнул оттенок недоверия, и он резко повернул голову в сторону собеседника:
— Постараюсь... Кое-кто из коллег насмешливо называет меня взбалмошным романтиком. Ну что же... Но согласитесь, что романтический настрой в конечном счете отличнейшим образом сосуществует с острым интересом к сложнейшим реалиям жизни.
Высказав все, что ему хотелось сказать о добром в людях и о том, как скучна жизнь без романтики, Сергей снова вышел на знакомую орбиту.
— Я верю Полякову, хочу верить Аннет Бриссо, а что касается Луи Бидо... Поживем — увидим. Думаю, что шарахается в таких случаях тот, кто сам себе уже не верит.
— Шарахаться, конечно, не надо. И тем не менее сочту нужным повторить — доверяй и проверяй. Уметь проверять человека так же важно, как и уметь доверять. — Бутов достал из кармана несколько фотографий, отыскал среди них ту, на обороте которой было написано «Луи Бидо» и протянул Сергею. — Взгляните, пожалуйста, на этот фотодокумент. Узнаете?
— Да, Луи Бидо.
— Вы что-нибудь слышали об антисоветских листовках в универмаге?
— Нет.
— Так вот этот снимок сделан в универмаге, в момент, когда иностранный турист разбрасывал там антисоветские листовки. Вас там не было, а господа западные корреспонденты не прозевали и дружно нагрянули — как же, сто строк на первую полосу. И ваш друг Луи Бидо тут же... Вот полюбуйтесь — что-то кому-то передает...
— Он не друг, а просто знакомый.
— Для опознания его личности это не имеет значения. А по существу....
Бутов запнулся и испытующе посмотрел на Крымова. Сергей отчетливо представлял ход мыслей полковника. Значит, он, Крымов, снова человек с отметиной, на подозрении.
— По существу?.. По существу мне нечего добавить, Виктор Павлович, к тому, что я уже сказал.
— Но ты же хотел со мной о чем-то посоветоваться?
— Да, собираюсь писать об Аннет, Полякове, Кастильо. Что скажете?
Бутов понимал, что стоит за этим довольно общо сформулированным вопросом. Сергей обращается к нему, как чекисту. Коллизия сложная, не все еще ясно, и Виктор Павлович, не желая «давить» на авторский замысел; деликатно заметил:
— Пока мне еще трудно что-то сказать... Авторский замысел превыше всего. Но если бы я был автором, то, вероятно, воздержался на некоторое время... По крайней мере в той части, где речь идет о Кастильо... А решать тебе...
Крымов улыбнулся, хотелось ему сказать, что он ждал более откровенного ответа, как говорится, в лоб, но ограничился одним словом:
— Спасибо...
ДЕЙСТВУЙТЕ
В назначенное время Бутов появился в кабинете Клементьева. Виктор Павлович уже успел встретиться с Рубиным, получить от него письменное сообщение о беседе Кастильо, уточнить некоторые детали. На доклад шел несколько озабоченный, как-то сложно наложилось одно на другое — ГУМ, Третьяковка, встреча в ресторане, Кастильо, Луи Бидо и трудный разговор с Крымовым...
