Юрий Шамшурин - В тайге стреляют
Донеслось шлепанье плиц.
Назарка легко спрыгнул на первый приступок и протянул руку Нине. Увязая в песке, скользя и падая, они спустились на берег. Вода отступила здесь не столь уж давно, илистая почва под ногами пружинисто колыхалась.
— Наши! Наши! — оглашенно орали восторженные ребятишки и от нетерпения взапуски носились вдоль берега.
— Неужто Мишенька приехал! — дрожащим голосом проговорила старушка, и по морщинистым щекам ее потекли слезы.
— «Революционный», — громко прочел Назарка на кожухе колеса.
Пароход медленно приближался к пристани. Уже можно было рассмотреть отдельных красноармейцев, столпившихся на палубе и на капитанском мостике. Горожане прихлынули к самой кромке воды, жадно вглядывались в человеческие фигуры.
— Ванюшка!.. Братуха!
— Папа! — рванулась вдруг Нина, и на глазах ее задрожали слезинки. — Папа!
И Назарку тоже будто подтолкнули в спину. На носу, у якоря, он увидел отца. Степан стоял прямой, строгий, с трубкой во рту, седые волосы раскудлатил ветер.
— Тятя! — позабыв про все на свете, завопил Назарка.
Услышав Назаркин голос, Степан удивленно вскинул голову, вынул изо рта трубку и зорко оглядел сгрудившихся у причала.
— Тятя, тятя! — приговаривал Назарка, не спуская глаз с отца.
Пароход пристал наконец к мосткам, и по дощатому настилу загромыхали солдатские сапоги. Крупный плечистый мужчина шагнул к Нине. Девушка будто потерялась в объятиях красноармейца. Она приникла к широкой груди, гладила чисто выбритый подбородок и, счастливая, плакала.
— Дочка-то у меня какая стала! А? Красавица!
Орский сжал огрубелыми ладонями щеки дочери, отдалил от себя ее лицо на выпрямленные руки, всмотрелся, рывком привлек к себе, поцеловал в переносье и снова начал разглядывать.
— Мать-то как там? А? Жива, здорова?
Берег полнился суматошным говором, криками, смехом и поцелуями. Каждого красноармейца-горожанина тесно обступили родные и друзья.
Степан Никифоров сходил с судна в числе последних. Ступал он твердо, уверенно. Гимнастерка аккуратно расправлена под ремнем. На ногах новые яловые сапоги. Лицо старика было каменно неподвижным. Он смотрел прямо перед собой, чуть нахмурив брови.
Назарка молча остановился перед отцом. Степан увидел сына, и в лице его что-то дрогнуло, взгляд выцветших от времени глаз стал мягче, теплее.
— О, Назарка, мальчик мой! — произнес Степан и оглядел его с ног до головы. — Ну, здравствуй, здравствуй, сын!
Назарка с такой силой обнял отца, что у того хрустнули кости и он слабо ойкнул. Вот он — отец, родной, близкий человек! Степан понюхал Назаркину голову, и тот вдруг почувствовал себя маленьким несмышленышем, каким был там, в покинутой давно юрте...
— Совсем большой стал! — говорил Степан, придирчиво, в упор рассматривая сына. — Покрепче меня, пожалуй!
Мельком Назарка видел, как Нина взяла своего отца под руку и повела вдоль обрыва к пологому подъему в город. Между тем баржу подвели к сходням. Наваливаясь разом, матросы стаскивали с грузов покоробленные брезенты. Завиднелись кули, ящики, бочки, тюки. Пароход отдал чалку и приткнулся к барже с речной стороны. Из трубы его лениво курился дымок.
— Долго стоять будете? — поинтересовался Назарка и взял отца под руку.
— Завтра к вечеру, однако, дальше поплывем. Разгрузка не задержит: городские, поди, пособят, — ответил Степан. — Задерживаться нельзя. В верховьях банда шкодит. Потом на север двинемся.
— Ну, отец, идем ко мне! — пригласил Назарка. — Я у одной старушки живу, Матрены Павловны. Славная такая. Муж у нее ссыльный был, «сударский».
Пристань постепенно пустела. Красноармейцы расходились по домам. Команда «Революционного» и артель местных жителей, направленная Советом, приступили к работе...
— Вот мое жилье! — открывая дверь, сказал Назарка. — Проходи, отец!
Степан вошел, оглядел чисто прибранную комнату, задержал взгляд на полочке с книгами.
— Научился? — уважительно спросил он.
— Научился. А ты, отец?
Степан пожал плечами. Он расстегнул пряжку и повесил ремень на гвоздь. Назарка смотрел на него и диву давался: переменился отец, и походка другая, и движения не те, что были прежде. Вроде бы сдержанней стал, строже. На лице появилось много новых морщин, и волосы стали совершенно белые.
— Ну, рассказывай, отец, про свою жизнь, — попросил Назарка, усадив его на кровать.
Он ногой пододвинул поближе табурет, выложил на него махорку, бумагу и спички. Помог отцу стянуть с ног сапоги, от которых остро пахло дегтем. Сел рядом со Степаном, заглянул ему в глаза, погладил сильную жилистую руку. Старик с нескрываемой отеческой нежностью обнюхал голову, щеки, шею сына. Пригладил его черные волосы.
— Все рассказывать — ночи не хватит! — заметил Степан и занялся трубкой. — Много увидел, много узнал, думать научился!
В это время с подойником в руке в дом вбежала запыхавшаяся Матрена Павловна.
— Господи! У нас гость, а я с коровой завозилась! — скороговоркой произнесла она. — И ты, негодник, не предупредил! — упрекнула она Назарку. — Сейчас, сейчас! Быстренько сготовлю!
— Ничего, мы подождем, — степенно ответил Назарка. — Вы, Матрена Павловна, сначала с моим папашей познакомьтесь. В Красной Армии он!
Вскоре в просторной горенке был накрыт праздничный стол. Степан и Назарка прошли туда. Матрена Павловна в цветастом полушалке на плечах заняла место хозяйки у самовара. Назарка разлил спирт, вскинул рюмку и, чуть помедлив, сказал:
— За встречу, отец!
— За встречу и знакомство, Степан Иванович! — добавила Матрена Павловна, поклонилась и пригубила рюмку.
После ужина опять перебрались в Назаркину комнатку, где господствовал полумрак. В окно виднелась сочная полоса зари. Отец и сын уселись на кровать вплотную друг к другу. Степан запалил трубку. Назарка свернул папиросу, пристроил в коленях коробочку для пепла.
— Все же расскажи, отец, как жил, где воевал? — попросил Назарка.
Степан долго сосредоточенно молчал, пуская к потолку змеистые струйки дыма. Назарка решил больше не приставать к нему с расспросами. Отец сам заговорит.
— Могилу матери и девочек давно проведывал?— спросил вдруг Степан, всем телом повернувшись к сыну.
— Не пришлось пока, отец, бывать в тех местах, — извиняющимся тоном ответил Назарка.
— Худо это, — со вздохом промолвил Степан. — Однако скоро ни ты, ни я не найдем, где похоронили... От них след на земле должен остаться!
— Отец, обещаю: этим летом обязательно побываю за Хамагаттой. Сделаю все! Никогда не забуду мать и сестер!.. Скорей бы поймать Павла!
