Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко
— Почему ты стал быть в лесу? — наконец спрашивает Нить. — Что сюда тебя вело, Поющий Небу?
Дракон обрывает пение и какое-то время молчит, подбирая слова. Наконец отвечает, не отвечая:
— Просто я выбрал этот путь среди многих других.
«Я выбрал».
Волокуша смотрит себе под ноги.
— Откуда ты пришёл сюда? Откуда вёл твой путь?
Илидор покрепче вцепился в лямки рюкзака и зашагал быстрее.
— Из Такарона. Из Донкернаса. Смотря что считать началом.
— Что такое Донкернас? — тут же спросила волокуша, обернувшись к Илидору.
Что-то надломилось в его спокойном лице, сделалась вдруг очень заметной морщинка на лбу, до того едва намеченная.
— Паршивое место, — коротко ответил Илидор и тут же задал встречный вопрос: — Ты не знаешь, что такое Донкернас, но знаешь про Такарон?
— Все знают про Такарон.
— Странно, — буркнул Илидор и ещё ускорил шаг.
Нить решила повременить с расспросами. Они не разговаривали до нежданного дневного привала — на пути встретилась стоянка с выложенным кострищем, и глупо было не использовать возможность быстренько поджарить срезанное с нутрии мясо. Нить ловко затеплила крупные горикамни, Илидор быстро насадил полосы мяса на прутики, положил прутики над горикамнями. Сел и уставился в небо, закинув голову, ярко блестя глазами. Синяя даль звала раскинуть крылья и упасть в неё, как в воду.
— Ты тоже о небе мечтаешь, — проговорила Нить, усевшись у кострища, и голос её был полон печали. — Летать мечтаешь. Ты тоже летать не можешь, хотя бы вот настолечко невысоко. Это потому что ты из Такарона пришёл? Негде летать под землёй, и твои крылья совсем-совсем ненастоящие. Но ты — Поющий Небу.
Небо. Высокое-высокое, где воздух разреженный и холодный, он пощипывает иголочками даже плотную драконью чешую. Вековые сосны далеко-далеко внизу, они выглядят совсем маленькими, игрушечными, хрупкими. Между сосен вьётся туман — неопасный прозрачно-белый туман, который гуляет лишь на очень большой высоте. Впереди, вдали и везде раскидывает серо-белую мантию огромная гора, а из её макушки курится дымок, и в этом дымке есть какой-то важный знак для золотого дракона. Он ложится на крыло — мельчайшая золотая искорка над просторами высокогорного безмолвия — и несётся на зов гигантской чужой горы, он струится вперёд, вперёд и вверх, к остроносой вершине, над раскидистыми лапами исполинских сосен, над шустрыми клоками мокрого белого тумана…
Илидор попытался рассмотреть фигуры, которые сплетал курящийся над горой дымок, и видение тут же пропало.
Вместо него пришло другое: рубленый бок другой горы, мшисто-зелёные склоны и серо-сумрачные обрывы — почти вертикальные, словно когда-то стёсанные злыми ударами огромного топора. По одной из макушек несётся-пенится шустрая лента ледяной воды, налетает на мелкие камни, взвивается мельчайшей водяной пылью и с хохотом скачет дальше, бросается с мшистой макушки вниз, вдоль серо-сумрачного рубленого обрыва, рассыпается о другие камни внизу и тут же снова собирается стремительным, неудержимым потоком, таким ничтожно-крошечным — и таким важным, нужным, уместным именно здесь, именно на этом травно-мшистом склоне. Золотой дракон парит сверху-слева, завороженно разглядывает неудержимо несущийся водный поток.
Туман густеет, сглатывает водный поток и горы, а потом становится дымом горикамня, и из этого дыма проступает Старый Лес, уже подгорающее на веточках мясо нутрии, внимательные глаза волокуши Нити, сидящей напротив.
Странные существа эти волокуши. Когда котули говорили о них «летают высоко, видят далеко» — Илидор воспринимал их слова буквально. Наверняка так же, как Юльдра, сын Чергобы, не раз духоподъёмно вещавший о полёте тел, возвышающем мысли — у Юльдры в этом смысле было много надежд найти точки соприкосновения между постулатами Храма и образом жизни волокуш и получить поддержку стаи на толковище. Илидору стоило основательных усилий держать рот закрытым и не интересоваться, почему, по мнению Храма, полёт возвышает волокуш, но не возвышает драконов.
И Йеруш Найло, собиравшийся найти в стае проводника до кровавых водопадов, тоже определённо считал, что слова «летают высоко, видят далеко» имеют самое что ни на есть прямое значение. Но это, судя по всему, не так. Летают волокуши не особенно высоко и уверенно, да и видят не так уж много — сплошное море кряжичей вокруг себя.
Скорей уж стоило бы сказать, что волокуши видят глубоко, а не далеко. Даже Нить, совсем юная и явно не воспринимаемая стаей всерьёз, видит и понимает больше многих знакомых Илидору людей, эльфов или гномов. Эти странные люди-птицы довольно проницательны. И, между прочим, это значит, что…
— Стая не поддержит Храм, — произнёс золотой дракон, и это был не вопрос.
Нить покачала головой.
— Храму в Старом Лесу не место. Пускай красивые слова речёт Водырь Слепцов. От красивых слов его правде не появится места в Старом Лесу.
«Водырь слепцов», — одними губами повторил Илидор, и на затылке его встала дыбом чешуя, несуществующая в человеческой ипостаси.
Отчего-то накатило чувство вины, что-то тошнотворное заворочалось в животе, ожидание беды, такой огромной и неминуемой беды, которую уже нельзя предотвратить и сгладить, как нельзя предотвратить несущуюся с гор лавину.
Илидор помнил лавину, сошедшую с горы Иенматаль, в той, другой его жизни, когда Льод Нумер устроил зимнюю экспедицию в домен Зармидас. О сходе лавины предупредил ледяной дракон Гружвэуаурд. Илидор помнил, как они с Гружвэуаурдом, перенеся эльфов на соседний склон, смотрели, как несётся с горы снежное месиво, как сметает на своём пути валуны и вырывает с корнями деревья, как клубится вокруг этого месива снежно-ледяная взвесь и, кажется, тонко подзуживает лавину, чтобы неслась быстрее и ещё быстрее.
— А как вы называете Йеруша Найло? — спросил Илидор, усилием воли выбрасывая себя из воспоминания.
Нить смотрела непонимающе.
— Того эльфа, который тоже пришёл вместе с Храмом и ушёл незадолго до меня.
Волокуша кивнула — поняла, но почему-то помедлила с ответом. Не то вспоминала, не то спорила сама с собой о чём-то, а может, размышляла, стоит ли отвечать Илидору. Но ответила:
— Матушка Пьянь назвала его Буйством Воды.
***
Один эльф и шестеро усопцев шли по Старому Лесу, обходя поселения и торговые тропы. То и дело приходилось продираться через густые заросли ивняка или буйно разросшегося подлеска. Один раз довелось довольно долго брести вдоль берега неглубокой речушки в поисках брода, поскольку заходить
