Юлия Власова - Каллиграфия
Федерико — а драгоценностями завладел именно он — лишь слегка вздрогнул, когда знаменитый кинжал Люси воткнулся в мешковину где-то на уровне лопаток, тогда как целилась она воришке в шею.
«И вновь удача!» — подумал он, выбегая на вольный простор острова Авго. Убежище рядом с мусорной кучей да неаппетитные отбросы вместо обедов и ужинов — это всё-таки не номер люкс, а наблюдать, когда над тобою вьются полчища мух, — вещь из малоприятных. Но, тем не менее, Федерико вовремя почуял перемену погоды в Моррисовой берлоге, куда и поспешил со всех ног, едва забрезжила заря. Он был в восторге от собственной находчивости и смекалки и, мчась теперь к припрятанной в кустах лодчонке, мысленно поздравлял себя с победой. Жалел же лишь о том, что, по неразумию, отдал бриллиант кузине, тогда как мог зарыть его в каком-нибудь секретном месте, чтобы впоследствии, когда Моррис удалится от дел, выручить за него весьма приличные деньги. Но кто ж знал, что Дезастро сложит с себя полномочия столь скоро?!
Конец мафии! Что она такое без главаря и «золотого фонда», который перенесен был по частям в лодку Федерико и остатки которого призывно звенели в его карманах да похрустывали в мешке. Скоро он разживется, разбогатеет, сделается крупным бизнесменом или просто прожигателем жизни, любимцем фортуны. С утра до полудня будет катать мяч по гольфовым полям, по вечерам — играть в казино и не скупиться на выпивку таким же, как он, празднолюбцам. А в один прекрасный день нагрянет к Джулии, чтобы просить ее руки. Да, недурен был план, однако следовало учитывать и настоящие обстоятельства, вернее, одно то обстоятельство, что Люси нагоняла беглеца быстрыми темпами. А всё потому, что сам беглец, замечтавшись, темп основательно сбавил.
— Эй, ты, кинжальчик-то отдай! — крикнула она ему вдогонку. — Во второй раз я уж, будь покоен, не промахнусь!
Федерико хотел в ответ бросить поддразнивающее «А ты догони!», но потом вспомнил, что ему еще груженую лодку на воду спускать, и передумал, припустив от Люси, как молодая лань. Просвистел рядом с ухом метательный снаряд в виде перочинного ножика, донеслась издалека неразборчивая ругань преследовательницы, после чего проныра ловко перемахнул через высокую зеленую изгородь — ни монетки не уронил, ни алмазика — и был таков.
Как моторчик, греб он веслами, разрезая морскую гладь, пока не почувствовал, что предел выносливости его превзойден, и не свесил в бессилии голову. Есть ли за ним погоня? Можно ль, наконец, спокойно вздохнуть? Он огляделся: на горизонте чисто, вода сверкает, с острова — ни дымка, ни выстрела. Стало быть, порядок. Его мысль вновь свернула к пикантной теме.
«Стоит мне объявиться в чертогах Академии Деви, — с хитрой улыбочкой размышлял он, не подозревая, что объявиться ему позволят, в лучшем случае, у наружных ворот под башенками часовых, — стоит поманить Джулию пальцем, как она даст азиату отставку и опрометью ринется ко мне. Непременно ринется, — рисовалось у него в воображении. — Этакая красотка, да с „королевской слезой“ в придачу… Как узнает, что я обзавелся наследством от дядюшки (а об имени „дядюшки“, пожалуй, умолчим), что у меня денег как морской гальки, сама умолять примется, чтоб я ее замуж взял».
Однако к чему торопиться? Прежде чем подбивать клинья к симпатичной кузине, неплохо бы хорошенько отмыться и отведать муската.
«Да, мускат шестьдесят седьмого года в самый раз», — облизнулся Федерико, думая уж больше не о том, как он будет преклонять колено перед Джулией Венто, но о том, какой ему достанется номер в отеле и как распределить ворованное, чтобы хватило на остаток жизни.
* * *Франческо безучастно глядел в сторону окутанных дымкою гор, когда сзади его окликнула Джейн.
— Туман рассеялся! — радостно сообщила она. — А ты чего пригорюнился? Хмурый какой-то… Пропесочили тебя, небось? Нечего было в шпионов играть.
— Мой мозг атрофировался, — чётко и монотонно произнес тот, не соизволив даже обернуться.
— А? — оторопела англичанка. — Мозг?
— Я говорю, за всё то время, пока мы слонялись по Криту, мой коэффициент интеллекта снизился до уровня шимпанзе. И при чем тут пропесочивание? Нет! Мне втолковывали суть будущей научной работы, и в суть эту я сумел вникнуть лишь с пятой попытки. С пятой! Позор мне и всему моему роду!
— Значит, тебя не отчитывали? — разочарованно протянула Джейн.
— Боюсь, в Академии я буду выглядеть полным дураком, — пробормотал тот, размышляя сам в себе. — Когда портал распахнется и извергнет нас, так сказать, вон…
— Ой, а я ведь с новостями! — спохватилась Джейн. — Портал должен распахнуться с минуты на минуту. Я встретила Лизу: Хранительница колдует над своим прибором и напевает японские мотивчики. А значит, работа спорится и скоро будет завершена.
Проигнорировав сей новостной репортаж, Росси всё бубнил и бубнил что-то про свою безголовость и был, как никогда, озабочен мнением Кристиана Кимура о том, насколько он, то есть Франческо, отличается от обезьяны.
Кристиан же, исполнив обязанности научного руководителя по отношению к своему подопечному, возвратился за Джулией, которая заметила просвет в тучах и стояла теперь лицом к морю, задрав голову и любуясь голубой прорехой.
— Как отрадны иной раз бывают незначительные изменения, — тихо произнесла она, ощутив его прикосновенье. — Казалось бы, такая мелочь, а сколь возвеселяет душу!
— Ты права, радость моя. Единственный лучик света способен вывести человека из тьмы.
Любопытно, что сказал бы Кимура об огромном снопе искр, который в этот момент взметнулся из-за леса и рассыпался по небу мерцающими огнями. Джулия вздрогнула и оглянулась, поймав на секунду пронзающий взгляд сэнсэя, после чего оба поглощены были уже зрелищем на востоке.
А на востоке полыхали небеса, переливаясь голубыми и зелеными трепещущими лентами, как если бы некий портной раскатывал по столу свертки материи, будучи не в состоянии определиться с выбором… с выбором ткани для костюма Донеро. Джулии на память почему-то пришел именно щеголь-географ, и, сочтя сие сравнение более чем забавным, она не придумала ничего лучше, чем заразить Кристиана своим смехом. Тучки жались друг к дружке, норовя ускользнуть от «северного сияния», и на их месте постепенно проступала свежесть лазури. Потеплел ветер с моря, отчетливее сделались тени на песке.
— Получилось! Получилось! Аризу превзошла самое себя! — ликовала итальянка. — То-то будет довольна детвора! То-то обрадуется Клео! Кстати, где она? Мне надобно ее разыскать.
У Клеопатры не укладывалось в голове, как простой камешек, пускай и многогранный, и прозрачный, мог сотворить такое чудо. Она задумчиво ходила по зазеленевшей вдоль ручья травке, заглядывала в синеву вод, изредка омачивала ноги — и всё это с сосредоточенностью, какой позавидовал бы сам Алексис Кагаме.[58] Потом мысль ее от бриллианта перенеслась к вещи более прозаической: что станется с нею, с дочерью саванн, когда опустеет сад? Не за кем будет присматривать, некого укрощать. Зачем хранительнице балласт? Она препроводит Клеопатру в племя масаев — и, как говорится, амба, вот и весь сказ!
