Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд
– Пойдем, – снова прошептала она, заметив, что он немного сдвинулся с места.
Она протянула руку, дотронулась до его головы.
Пьер стал на колени рядом с дочерью. Он что-то протянул Казану, и тот почувствовал запах мяса. Женщина между тем отошла, уговаривая его следовать за собой. Казан с трудом прополз два шага, и только тут Джоанна заметила его поврежденную лапу. Сразу забыв осторожность, она опустилась в снег совсем рядом с Казаном.
– Он не может идти! – воскликнула она. – Посмотри, отец, какая ужасная рана! Нам придется нести его.
– Я так и полагал, – ответил Рэдиссон. – Для этого я и захватил с собой одеяло… Ого! Ты слышишь?
Из темноты леса донесся негромкий жалобный вой.
Казан поднял голову и тихо заскулил в ответ: Серая Волчица звала его.
Каким-то чудом Пьеру Рэдиссону удалось обернуть Казана одеялом и донести до стоянки, не получив ни царапины, ни укуса. Ему это удалось лишь потому, что в продолжение всего пути Джоанна, держа один конец одеяла, свободной рукой обнимала Казана за косматую шею. Они положили его у костра, и немного спустя старик принес теплой воды, обмыл рану и приложил к ней что-то мягкое, теплое и приятное, а потом перевязал лапу тряпкой.
Все это было новым и необычным для Казана. Руки мужчины гладили его по голове, мужчина принес ему каши из отрубей, уговаривал его поесть. А Джоанна сидела рядом, упершись подбородком в ладони, и разговаривала с Казаном.
Потом, когда ему стало уже совсем спокойно и удобно и он перестал бояться, Казан вдруг услыхал непонятные звуки, доносящиеся из мехового свертка на санях. Он резко вскинул голову. Джоанна заметила это, быстро повернулась к саням, нагнулась над ними и стала что-то говорить и напевать. Потом взяла сверток на руки и отвернула меховую шкуру так, чтобы Казану было видно, что находится внутри. Маленькое розовое личико повернулось прямо к Казану. Высунулись крохотные кулачки, послышалось какое-то непонятное лопотанье, а потом малютка вдруг подпрыгнула на руках матери, засмеялась, завизжала от восторга. При этих звуках мускулы Казана расслабились, он подполз к ногам молодой женщины.
– Посмотри, ему нравится твоя внучка! – воскликнула Джоанна. – Отец, а как мы его назовем?
– Подумаем об этом завтра, – отозвался отец. – А сейчас ступай в палатку и ложись спать. У нас теперь нет собак, нам придется двигаться очень медленно. Надо будет выйти как можно раньше.
Уже у самой палатки Джоанна обернулась.
– Он пришел к нам с волками, – сказала она. – Давай назовем его Волк!.. Волк! Волк! – позвала она ласково.
Казан понял, что она обращается к нему, и подполз к ней еще на шаг ближе.
После того как дочь ушла в палатку, старый Пьер долго сидел на краешке саней, глядя в огонь. Казан лежал у его ног. Внезапно тишину вновь нарушил одинокий вой Серой Волчицы. Казан приподнял голову и заскулил.
– Она зовет тебя, друг, – сочувственно произнес Пьер.
И закашлялся, опять схватился рукой за грудь.
– Застудил легкое, – проговорил он, обращаясь к Казану. – Да, еще в начале зимы, у Фон-дю-Лака. Только бы мне детишек довезти до дому.
В безлюдной и дикой северной глуши люди часто привыкают говорить вслух сами с собой. А Казан навострил уши и смотрел внимательно – поэтому Пьер и обращался к нему, как к собеседнику.
– Надо доставить их домой, а кто, кроме нас с тобой, может это сделать? – сказал он, комкая рукой бороду.
Вдруг кулаки его сжались. Глухой, мучительный кашель снова потряс тело старого человека.
– Домой, – проговорил он, задыхаясь. – А до дома еще целых восемьдесят миль. Только бы успеть, только бы дойти, прежде чем мои легкие совсем откажут!
Он встал, пошатываясь, подошел к Казану. На Казане был надет ошейник, и Пьер привязал собаку к саням. Потом подложил в костер несколько небольших поленьев и тихо вошел в палатку, где уже спала Джоанна с ребенком.
Несколько раз в эту ночь Казан слышал вдалеке голос Серой Волчицы – она звала своего исчезнувшего друга. Но Казан не откликался. Только перед рассветом, когда Серая Волчица подошла совсем близко к стоянке, он в первый раз ответил ей.
Его вой разбудил Пьера. Старик вышел из палатки, поглядел на небо, потом разжег костер и стал готовить завтрак. Он похлопал Казана по голове, дал ему кусок мяса. Скоро вышла и Джоанна, оставив спящую девочку в палатке. Она подбежала к отцу, поцеловала его, потом опустилась на колени перед Казаном и стала говорить с ним, будто со своим ребенком. Когда она вновь вскочила, чтобы помочь отцу, Казан последовал за ней, и Джоанна радостно засмеялась, увидев, что он твердо стоит на ногах.
Необычным было в тот день их продвижение на север. Пьер Рэдиссон сбросил с саней все, кроме палатки, одеял, провизии и мехового гнездышка маленькой Джоанны. Он сам впрягся в сани и потащил их по снегу. Кашель его раздавался непрерывно.
– Я всю зиму так кашляю, – солгал он, стараясь, чтобы Джоанна не заметила следов крови у него на губах. – Вот доберемся до места, тогда просижу дома целую неделю!
Казан, привязанный на цепи, следовал за санями. Каждый раз, когда сани останавливались, он обнюхивал крохотное существо, завернутое в медвежью шкуру. И каждый раз Джоанна тут же оказывалась рядом с ним. Дважды она похлопала его по лохматой, покрытой шрамами голове, и сердце Казана бешено прыгало от восторга, которого он, однако, внешне не выказывал.
Казан понял в тот день, что маленькое существо на санях совершенно беспомощно и очень дорого женщине, которая гладила его, Казана, по голове. И еще он заметил, что, обращая внимание на это маленькое, теплое живое существо, завернутое в медвежью шкуру, он доставляет большую радость Джоанне: ее голос звучит тогда еще нежнее и ласковее.
Вечером, разбив лагерь, Пьер Рэдиссон опять долго сидел у костра. Он не курил. Он неотрывно смотрел на огонь. Потом наконец встал, чтобы идти в палатку, где спали Джоанна и ребенок, но прежде наклонился над Казаном и внимательно осмотрел его рану.
– Завтра придется и тебе тянуть сани, дружок, – сказал он. – К завтрашнему вечеру надо во что бы то ни стало добраться до реки. Если не удастся…
Он не закончил. Его опять стал мучить кашель, который он изо всех сил старался заглушить. Взгляд Казана внимательно и настороженно следил за Пьером, когда тот входил в палатку.
Трижды за эту ночь Казан слышал
