Наследие из сейфа № 666 - Таня Белозерцева
Как она прожила этот день, непонятно никому. Вечером снова собрались вокруг Книги. Гарри любовно погладил обложку, улыбнулся чему-то и спросил:
— Тётя Петунья, дядя Вернон, а Книге можно дать имя?
— Что за глупости? — фыркнул дядя. — Книга — неодушевленный предмет, зачем ей имя?
— А если она волшебная, и в ней живут живые звери? — бойко возразил Гарри, прошибая взрослых своей непостижимой детской логикой. — Можно я буду звать её Бестией?
— Как-как??? — поперхнулась Петунья.
— Ну Бестией! Сокращенно от Бестиария! — наивно пояснил Гарри, как ему казалось, очевидную вещь.
Вернон закашлялся, вспомнив, что сам вчера обозвал книжонку бестиарием. Кашлял долго, с чувством, с расстановкой, старательно бурея, силясь замаскировать смех. Вот логика у пацана — создать бестию из совершенно не того слова!
Немного успокоившись, почитали ещё немного о разных зверушках, попутно рассматривая их изображения, при этом Петунья убедительно просила мальчиков не выпускать больше никого из Книги. Ради её спокойствия. Потом робко поинтересовалась, а нельзя ли м-м-м… Мотылька обратно на страничку отправить? Но тут же передумала, услышав, как мальчики решают, кого позвать в компанию вместо Мотылька. Подумав, она срочно решила, что пусть у них в гостях побудет Мотылек-Светлячок, чем какое-нибудь новое страшилище. Приняв это решение, Петунья захлопнула Книгу и погнала мальчиков в ванную — купаться перед сном.
Светлячок сидел на подоконнике, слушал летнюю ночь, ловил ветерок, дувший в открытое окно, кроме него, слышалось тихое дыхание спящих мальчиков, распаренных и уставших после купания. Сидел на окне Мотылек и думал о странном мире, куда его вызвали после долгого, очень долгого сна. Он сразу ощутил существенную разницу между своим прошлым миром и новым и не мог понять, в чем же их отличие? Но чу!..
Его чувствительных усиков коснулось нечто знакомое, полузабытое, что-то очень важное… Светлячок переполз на край подоконника, к самой раме, ловя усиками всё больше информации, поступающей из эфира.
***
Гунн и Глэдис тоненько заржали, чуя приближающуюся опасность — откуда-то со стороны сеновала тянуло дымом, во мраке конюшни слышался пока тихий, но такой страшный, зловещий треск. Заволновались и другие лошади, почуявшие беду.
Крепко спал здесь же вусмерть пьяный хозяин, не подозревая, что горящий табак из выроненной курительной трубки медленно, но верно воспламеняется, вбирая в себя всё больше кислорода и соломы. А потом родился огонек. Распахнув глаза и высоко вскинув голову, он, новорожденный разведчик, бросил взгляд по сторонам. Оценивающе оглядев деревянные стены и горы прессованного сена, он пришел в восторг: счастливо взметнувшись, моментально разгораясь, радостно кинулся на добычу, рыча и ревя от жадной всепоглощающей страсти…
Ржали и метались в денниках и стойлах обреченные кони, спал, тихо умирая во сне от угара, пьяный хозяин. Грызло и рвало крышу конюшни голодное пламя. Дремал спокойно городок Литтл Уингинг, не подозревая о разгорающейся трагедии на своей южной пустынной окраине.
Ветер сменил направление, и высоко взлетающие искры начало сносить в сторону других строений, деревянных, пересушенных августовской жарой. Каурый Гунн выкосил перепуганный выкаченный глаз в сторону окошка над собой, услышав странный шорох и, наверное, решил, что пришел его смертный час — ибо такого бреда он за всю свою долгую жизнь никогда не видел. Мотылек. Но какой! Его желто-белые в свете пламени и луны крылья поражали воображение своей величиной: каждое крыло с половину футбольного поля. Медленно и плавно хлопнули огромные паруса. Мощный вихревый удар буквально вынес весь воздух вон из конюшни вместе с огнем и соломой. Ну, а там, расхлестанный и разбросанный по обширной площади, уже безобидный мусор сгорел сам по себе, никому не причинив вреда.
Наутро окраину ненадолго охватит волна вопросов и недоумений, когда обнаружат подпаленную крышу конюшни, но тем не менее уцелевшую каким-то чудом. И только лошади, немые свидетели ночного происшествия, будут знать правду о необыкновенном спасителе. Но, разумеется, об этом они никому не смогут рассказать. И, возможно, догадаются Дурсли, слушая утренние новости о странных подпалинах на крыше загородной конюшни. И поймут, почему не случилось пожара.
Такие разные и такие нужные
Переглянувшись, Вернон и Петунья перевели взгляд с экрана телевизора на Светлячка, который завтракал на краю стола, воткнув хоботок в пропитанную сахарным сиропом вату. Страхолюдное лохматое существо по-прежнему не вызывало симпатии, да и не должно было, если честно — симпатичных насекомых мир ещё не видел…
— Значит, пожары тушим? — глубокомысленно изрек Вернон, сверля глазами Мотылька. Тот пофигистично продолжал сосать сиропчик.
— Его никто не видел, Вернон? — с тревогой спросила Петунья.
— Нет, сегодня ночью его никто не видел, иначе растрезвонили бы, — Вернон кивнул в сторону телевизора. — Но это не значит, что он останется в тайне. Пожары случаются и днем.
— Ох, Вернон!.. — прошептала Петунья, прижимая руки к груди. — Что же с нами будет, если о нем узнают?
— А что о нем узнают? Судя по мнению экспертов, пожар сдуло каким-то ураганным ветром. А если даже и увидят нечто огромное, то как и чем они свяжут волшебного пожарного с нашим… венесуэльским мотыльком?
— Венесуэльский мотылек? — переспросила Петунья.
— Да, — кивнул Вернон. — Я в книге о бабочках нашел похожего, на фотографиях он, кстати, тот ещё страхолюд. Так что если кто спросит, отвечай — кузен из Венесуэлы привез.
Из своей комнаты прибежали мальчики, и разговор пришлось свернуть. Петунья занялась завтраком, а Вернон допил кофе, собираясь на работу. Гарри и Дадли ели кашу, о чем-то болтали и поглядывали на Светлячка. Петунья вскоре заметила их взгляды и забеспокоилась.
— В чем дело?
— Он домой хочет, — пояснил Гарри. — Я когда проснулся, его на Книге увидел, сидел на ней и лапками постукивал по застежке. Обратно просится… — мальчик вздохнул. — Не понравилось ему у нас.
— Так, может, его и правда отпустить? — осторожно спросила Петунья, внутренне радуясь решению проблемы.
— Ладно, — ещё горше вздохнул Гарри. — Вечером на закате солнца я
