Передать словами - Элла Волобуева
Остальные жители поселения, немного поглазев на раненного, тоже разошлись. Я в отчаянии посмотрел на изодранного когтями леопардов охотника. Похоже, он потерял сознание. Я не умел зашивать раны, но думал, что справлюсь. Надо как можно быстрее продезинфицировать и стянуть рану, только аккуратно. Вспомнив про джин, я спросил у старейшины разрешения плеснуть немного на раны охотника и продезинфицировать иголку с ниткой. Он позволил. Кроме него и трех-четырех поселенцев, на побережье уже никого не было, все разбрелись, как ни в чем не бывало. Оставшиеся спокойно наблюдали за моими действиями, рассевшись на лавке, но помощь не предлагали.
— А где взять нитку и иголку? — спросил я у старейшины, — вы же шьете одежду? У кого можно спросить?
— Уже нет нужды, — ответил старейшина, — он умер. Я больше не слышу его дыхания.
Я взглянул на охотника. Лицо его, ранее искаженное от боли, разгладилось. Я потрогал пульс на шее. Пульса не было. Я растерянно поднял голову и взглянул на оставшихся поселенцев.
— Иди, прогуляйся, — предложил старейшина, — мы им займемся.
Я подошел к морю, сел у скалы на песок и видел, как тело охотника протащили к берегу. Я не видел здесь могил или кладбища, вероятно, они всех умерших отдают на корм акулам. Посидев так примерно с час и вернувшись к столу, чтобы закопать песок с кровью, я увидел, что куртка умершего охотника всё еще лежит на лавке. Вокруг никого не было. Я проверил карманы. Бумажник и телефон я трогать не стал, но паспорт решил забрать, и быстро сунул в задний карман своих джинсов. Вернув куртку на лавку и быстро закопав ногой песок, на который накапало кровью, я вернулся к бухте и просидел там до позднего вечера. Взошла луна, с побережья послышались звуки музыки. Я достал паспорт охотника и раскрыл на первой странице. «Синичкин Сергей Владимирович», — прочитал я при свете луны. Синичкин. Он был всего лишь на шесть лет старше меня и даже немного на меня похож. Я разглядывал фотографию, гадая, как скоро его начнут искать, и начнут ли вообще.
Вдали слышалась ритмичная музыка и гогот поселенцев, подбадривающих танцующих женщин. Мне хотелось заплакать или разнести всё вокруг. Я представлял, как возвращаюсь к столу, выхватываю у одного из поселенцев ружье и стреляю во всех, кто подвернется. Расстреливаю в упор старейшину и его приближенных, перезаряжаю ружье и стреляю в толпу танцующих женщин, которые падают с расползающимися пятнами крови на груди. Но ничего такого я, конечно же, не сделал бы.
В конце второго месяца я заметил, что грудь Лианы увеличилась и слегка округлился живот.
— Это твой первый ребенок? — спросил я.
— Да, — ответила Лиана безмятежно.
— Ты рада? — спросил я.
Лиана посмотрела на меня удивленно:
— Чему радоваться? Я в ближайшие семь-восемь месяцев буду неповоротливой и медленной. Возможно, будет тошнить, а потом еще год придется кормить ребенка грудью и просыпаться ночами от его криков. Надо заказать себе противозачаточные таблетки после того, как рожу, пусть привезут из города. Жалею, что не подумала об этом раньше.
— Лиана, — решил я поделиться своей догадкой, — а ты знаешь, что такое инцест?
— Да, что-то слышала. Вы у себя в городе осуждаете инцест?
— Да, мы осуждаем инцест, секс с близким родственником считается непристойным. Не думала ли ты, что вы все здесь — плоды инцеста? Поэтому вы все такие безжизненные. Ты же не знаешь отца и братьев, твоя мать не знает своих отца и братьев, и ты, и она, и любая поселенка вполне могли бы вступить в связь с кровной родней и родить после этого ребенка. С генетической точки зрения это очень плохо, Лиана.
— Не думаю, что мы все — плоды инцеста, — ответила Лиана, — пришлые часто появляются. И не сразу пытаются бежать, некоторые женщины успевают от них забеременеть. Может, я дочь одного из пришлых из города, я не знаю.
— И поэтому вы занимаетесь сексом со всеми пришлыми? Чтобы разбавить кровь?
— Мы занимаемся сексом со всеми, кто этого хочет, без всяких причин и мотивов, не выбираем, кто предпочтительней, — удивленно ответила Лиана, — и со своими, и с пришлыми, нам всё равно. Почти все пришлые соглашаются на секс с нашими женщинами. А с чего вам отказываться-то? Это приятно.
— Но есть и те, кто отказывается?
— Да, как раз недавно был один. Ни одна из наших женщин ему не понравилась.
— И чем он это объяснил?
— Верностью к жене. Он постоянно бубнил о своей жене, о том, как она, наверное, волнуется и места себе не находит, и уже через два дня леопарды догнали и разорвали его в лесу, когда он пытался бежать. Эти ваши родственные связи делают вас такими смешными и уязвимыми. Мог бы жить да жить. Жена бы нашла другого, в чем проблема-то?
— Как его звали?
— Кажется, Стас.
— Станислав?
— Мы звали Стас. У него еще была печатка на мизинце. Старый Кирилл забрал себе, ему она понравилась.
— Это тот, который старейшина? Ты считаешь Кирилла старым? Ему же не больше пятидесяти.
— У нас нет старейшины, нам это не нужно. Вот именно, почти пятьдесят. Уже состарился, скоро перестанет сам за собой ухаживать. Кирилл предупреждал его. Сказал что будет, если Стас захочет бежать. Я сама это слышала, была там вместе с остальными. Стас не послушался. Его обглоданные кости и куски одежды потом нашли охотники в лесу. Что за нелепая верность? Этот Стас хотел только одну женщину?
— Любил.
— Мне трудно это понять.
— Ты никого никогда не любила?
— А ты?
— Конечно. Родителей. По-своему, Софью, хотя к ней я мог бы быть и повнимательней, но всё же любил ее. И сейчас люблю, что это я говорю в прошедшем времени…
— Твою девушку?
— Да.
— И ты до сих пор скучаешь по ней?
— Да.
— Но верность ей не хранишь. Любовь может быть без верности?
— Вероятно, может.
— Я закажу с города что-нибудь про любовь. Книжки какие-нибудь.
Значит, Станислав не пытался приспособиться. Меня коробила мысль о том, что я так быстро оскотинился. Стал, как они. Но я злился больше на поселенцев, чем на себя. Это они создали такое общество, в котором легко развратиться, опуститься, деградировать.
Рано или поздно что-то должно было случиться, я это чувствовал. И ждал. Мне страстно хотелось домой, к людям, с которыми можно разговаривать, делиться мыслями, впечатлениями, обмениваться информацией, смеяться, развиваться. К родным людям. Здесь все были пустыми, безэмоциональными, бездушными. Казалось, эти люди даже к родным матерям не испытывают
