Майкл Муркок - Английский убийца
Уна Перссон сняла пальто и положила его на сундук. Затем сняла ремень с кобурой и положила его на пальто.
В раскосых глазах Каринина было выражение страсти и нежности. Он подошел к ней и прижал ее к себе. От него пахло парным молоком.
— Мы, жители степей, еще не растеряли секретов нежности, — сказал он. Они легли на узкую кровать. Он рывком снял с себя пояс. — Нежность находится между страстью и похотью. Видите ли, мы придаем большое значение сдержанности.
— Что ж, это звучит привлекательно. — Неожиданно для себя она откликнулась на его ласки.
Най
Айронмастер-Хаус был построен в эпоху Иакова I, это был трехэтажный дом из серого камня, с традиционными прямоугольными окнами и серой шиферной крышей. По стенам, в основном вдоль портика, вились вечнозеленые растения, глициния и розы. Сад около дома был разделен декоративными изгородями из бирючины. Перед домом была небольшая лужайка, за домом — лужайка побольше, рядом с которой протекал ручеек, питавший небольшой прудик, где плавали распустившиеся лилии. В середине лужайки стоял распрыскиватель, который разбрызгивал воду равномерно по всей лужайке — стоял июнь, и температура была 96 градусов по Фаренгейту.
Из окна отделанной деревом гостиной можно было видеть весь сад, в нем росли фуксии, гладиолусы, гиацинты и розы. Цветы наполняли воздух дивным ароматом. Среди этих цветов, как будто опьяневшие от запаха, летали пчелы, бабочки, шмели и мухи.
В мрачной темной комнате за столом сидел майор Най. Он сидел в кресле, которое было явно подделкой под эпоху Иакова I, в отличие от стола, который был подлинным. За столом сидела и жена майора Ная — сильная на вид женщина с обветренным лицом, большими неприятными руками и надменными манерами, а также две девушки — одна светловолосая, другая темноволосая. Миссис Най разливала чай из поддельного под григорианскую эпоху серебряного чайника в чашки из настоящего японского фарфора.
Майор Най не покупал Айронмастер-Хаус. Его жена получила его в наследство. Но майор, не покладая рук, трудился, чтобы содержать его должным образом. Содержать такой дом было очень дорого. С тех пор, как он ушел из армии и стал секретарем Коммерческой благотворительной ассоциации, он утратил чувство собственной значимости. Многие переживания были ему внове, раньше он не испытывал ничего подобного и поэтому был в полной растерянности, не зная, как справиться с ними. Он уже заслужил презрение собственной жены, которая его больше не любила, но продолжала использовать его преданность в собственных интересах. Одна из девушек, сидящих за столом, была его дочерью. Ее имя было Элизабет. У него была еще одна дочь, Изабель, танцевавшая в ансамбле, который выступал в основном на океанских лайнерах. У него также был младший сын, получивший стипендию в школе Св. Джеймса в Саутворке. Эта школа считалась заведением с жесткой дисциплиной, но, как объяснял майор Най, «у бедного мальчика это была единственная возможность попасть в приличную школу», так как майор не мог позволить себе платить за обучение в таких школах, как Итонская, Херроуэйская или Винчестерская (в последней он учился сам). В армии майору приходилось принимать решения, но в гражданской жизни эта возможность предоставлялась ему не часто, да и в большинстве случаев эти решения были предопределены, так как в гражданской жизни у него были обязательства перед женой, детьми, домом. Летом они обычно сдавали пару комнат, а также продавали кое-что из фруктов из своего сада. Миссис Най серьезно подумывала, чтобы начать продавать чай проезжающим автомобилистам.
Майор Най был вынужден работать без роздыха с шести утра до девяти-десяти вечера не только в будни, но и в выходные дни. Его жена тоже работала без отдыха, помогая ему по дому и в огороде. У нее было больное сердце, а у него язва, которую он ощущал все чаще. Он продал все свои акции, и дом был уже дважды заложен. Он застраховал свою жизнь и надеялся, что умрет через десять лет, как раз к тому моменту, когда его сыну нужно будет поступать в Оксфорд. В данный момент в доме не было постояльцев. Те, кто хоть раз останавливался у них, никогда не приезжали во второй раз, атмосфера в этом большом доме была мрачной, напряженной, повсюду витало чувство безнадежности.
У темноволосой Элизабет была широкая кость, и она была склонна к полноте. У нее был громкий жизнерадостный голос, который звучал покровительственно, когда она обращалась к отцу, обвиняюще, когда она обращалась к матери, и с любовью, когда она разговаривала со светловолосой девушкой, романтическая связь с которой продолжалась вот уже девять месяцев и за это время еще не потеряла своей остроты.
Светловолосая девушка была вежлива с родителями Элизабет, которых видела впервые. У нее был низкий, непринужденный спокойный голос. Ее звали Кэтрин Корнелиус, вместо инцеста она занялась лесбиянством, что принесло ей определенное облегчение. Элизабет Най была третьей из соблазненных ею девушек и единственной, с которой ей удалось поддерживать отношения довольно долго. Именно Кэтрин попросила Элизабет, чтобы та в свою очередь попросила своего отца забрать Джерри Корнелиуса из Корнуэлла и доставить его в Айронмастер-Хаус, где агенты Себастьяна Очинека забрали ее брата и транспортировали в Дубровник. Кэтрин познакомилась с Себастьяном Очинеком через Уну Перссон, и та же Уна познакомила ее с Мэри Гризби, ее первой любовницей. Когда-то Уна обладала таким же гипнотическим воздействием на Кэтрин, которое она сейчас имела на Элизабет. Уна Перссон убедила Кэтрин, что Принц Лобкович сможет вылечить Джерри от гидрофилии в Берлине, и таким образом, сама того не подозревая, Кэтрин доставила своего брата в обмен на оружие, которое использовалось для подавления Афин. Это из-за нее Джерри попал в руки своего бывшего полкового командира полковника Пьята из 11 кавалерийского полка донских казаков, носящего имя «Разин». Полковника давно интересовали причины дезертирства Корнелиуса. Он очень хотел, чтобы Корнелиус, раз уж он оказался реально существующим, пришел в себя и он смог бы допросить убийцу.
До Кэтрин стало постепенно доходить, что она совершила ошибку, но даже себе самой она еще не призналась, что Уна Перссон обманула ее.
— Как себя чувствует этот бедняга? — спросил майор Най, глядя печальными глазами, как из чайника льется вода, затем скрутил себе сигарету. — У него была гипотермия?
— Точно не знаю, майор. У меня пока нет никаких сведений из Берлина. Вы же знаете, что там сейчас творится.
— Меня удивляет, — сказала миссис Най резким голосом, вставая из-за стола, чтобы убрать посуду, — как вашему брату удалось довести себя до такого состояния. Мне кажется, я ну никак не поспеваю за временем. — На ее лице появилось суровое выражение. — Болезни, и те изменились со времен моей молодости. — Она с раздражением посмотрела на мужа. — Ты даже булку не съел, дорогой?
