Мойра Янг - Храброе сердце
Я жду. Они слишком далеко, штобы меня заметить, кроме того, я очень хорошо спряталась. Однако, возница, управляющий мулом, поднимает голову. Поворачивает её в моем направлении. Может быть, солнце пускает солнечного зайчика от моего увеличителя. Мимолетный взгляд, затем он поворачивает свое лицо в направлении движения своей повозки.
На его лицо страдание, кожа болезненного желтого цвета. У него вид человека, который оставил всякую надежду на обочине дороги длинного пути. У всех плачевный вид. Все они похоже чем-то больны. Может быть кровь в легких, а может и того хуже. Но честно говоря, мы не хотим, штобы они останавливались и клянчили воду.
Старики. Слабые мужчина и женщина. Молодёжь больна. Прямо как в другой повозке, пересекающей Пустыню. Никто из них не выглядит подходящим для путешествия по хорошим дорогам. Позволяя себе только такие. Лью прав. Люди движутца на запад.
Я гадаю почему.
Встречаютца не только повозки, но и одинокие путешественники. Мы нашли останки одного парня. Ну, не совсем мы. Неро нашел. Его пожирали любители мертвечины. Шакалы и Стервятники, поэтому я не много могу сказать о нем. Только цвет его волос да размер обуви. Ботинки мертвого парня оказались добротными и подошли по ноге Томмо. Нельзя себя чувствовать хорошо, забираю што-либо у мертвецов. Но парню больше бы не пришлось топтать землю, а Томмо нужна была обувь. Мы похоронили бедолагу под грудой камней и Лью сказал несколько благодарственных слов над его могилой.
Я наблюдаю до тех пор, пока не становитца окончательно ясно, што караван не собиркаетца делать привал. Затем я поворачиваю и, объезжая склон, направляюсь к лагерю.
Единственным, што было хорошим во всем этом. Оказалось, што Томмо гений в готовке. Айк обучил его на кухне «Одноглазого», на которой они пропадали с утра до ночи, день за днем, штобы прокормить усталых путников.
Он шарит и тушит. Помешивает и пробует на вкус. Он режет, крошит, и кипятит. А потом он достает щепотку чего-то из своего травяного мешочка и посыпает этим похлебку, варившуюся в котелке, и наши рты наполняются слюной. Мы уже некоторое время едим одних сверчков да ящериц, которые не утоляют нашего голода. Томмо с легкостью справляется с приготовлением волкодава и, на этот раз, мы легко набиваем наше брюха до отвала.
Вот, что странно, по совести сказать, но меня не особенно-то и мучил голод. Да, именно так, и мой желудок тоже. Похоже, мне как-то было плевать. Я отдала половину своей порции Томмо.
День клонитца к ночи. Мы в окружении сосен. Их пересохшие иглы колышет теплый ветерок. Воздух наполнен приятным ароматом хвои. После того, как Томмо заканчивает готовить, мы поддерживаем небольшой костерок, не столько для тепла, сколько для уюта.
Я сижу под деревом, в сторонке от остальных. Потребовалось вскипятить три котелка воды, чтобы смыть кровь волкодава с моей одежды. Я в одном нижнем белье, сижу, завернувшись в одеяло, пока с одежды сушитца на веревке и с неё стекает вода.
Мои кости ломит от усталости. Я давно хочу спать. Но сон всё никак не приходит. Да я и не позволяю. Не смею.
Я ощущаю как тени сгущаютца.
Лью с Томмо чуть раньше смастерили стойку и теперь развесили на ней ломтики мяса волкодава, штобы высушить его. Теперь они подняли и повернули её по ветру - можно расслышать шепот и шорох ветра.
После того, как мы все подъедаем и подчищаем от остатков еды наши жестянки, то устраиваемся заниматца каждый своими делами. Все, кроме меня. Томмо начинает приспосабливать два новых столбика, штобы смастерить навес. Под которым будет спать. Прежний рухнул на него, как раз посреди прошлой ночи. Лью чинил резиной подошву своего ботинка.
Эмми играет в кости с Неро. Это её любимая забава, но с того времени, как Джек научил птицу жульничать, играя с Эм, он вряд ли проигрывает. Она поставила себе задачу избавить Неро от вредной привычки. Сегодня вечером в качестве вознаграждения она выдает ему жареную саранчу.
— Нет, — говорит она. — Те, вороны, кто жульничают не получают жуков. Вот, если хочешь одного, играй честно. Теперь, смотри за мной. Видишь? Хорошо, теперь ты. Нет...нет, Неро! Ох, я сдаюсь.
Она оставляет ему насекомое, штобы тот его склевал и подходит ко мне. Присаживаетца на корточки.
— Твоя птица безнадежна, — говорит она. — Джек на неё плохо повлиял. Когда я увижу его, то собираюсь хорошенько прочистить ему мозг. Што это ему взбрело в голову научить приличного ворона жульничать.
— Он попытался и в моих карманах пошаритца, — говорю я. — Так, што и это можешь припомнить Джеку.
— Согласна, Джек просто негодяй, — говорит она. — Должно быть, он сейчас у Большой воды. Добрался туда, наверное, еще тыщу лет назад и думает, почему нас нет. Как думаешь он...он нас дождетца, а?
«Саба, я продолжаю говорить тебе, Джек не собираетца появлятся у Большой воды. Он давно ушел. Такие парни как он, сами по себе. Однажды, получив то, что хочет, он двигаетца дальше».
Я закрываю уши от голоса Лью в моей голове.
— Он будет там, — отвечаю я. — Ты знаешь, Джек сдержит свое слово.
— Да, — вторит она. — Вижу, што ты скучаешь по нем.
Не думая, моя рука тянетца к сердечному камню на моей шеи. Но, конечно, его там нет.
— Не очень-то, — отвечаю я.
— Ты плохая лгунья, — говорит она. — В любом случае, я видела тебя с ним любовно целующимися однажды. Твои руки были на его...
— Заткнись, Эм!
— Ну, а я скучаю по нему, — сознаетца она. — Я скучаю по нему очень сильно. Я хочу, чтобы он был здесь, прямо сию секунду. Джек всегда делает делает так, штобы всё было как надо. Даже когда всё очень паршиво.
— Ага, — говорю я.
Она бросает взгляд на Лью.
— Готова поспорить, што он бы знал, что делать с Лью, — говорит она. — Кажетца, он постоянно ходит злым все это время. Уж не знаю почему. Если я спрашиваю у него в чем дело, он становитца еще злее. Я хочу вернуть прежнего Лью назад. Я скучаю по нему больше всего.
Она молчит с мгновение, перекатывая камешки между пальцами.
— Он рассказал нам с Томмо, как нашел тебя, — говорит она, — вместе с волкодавами. Он сказал, што ты подумала, што увидела Траккера.
— Думаю, я ошиблась, — говорю я. — Лью понял, што я хожу во сне. Траккер никогда некуда бы не отправился без Мерси.
Она колеблитца, смотря на меня искоса, а потом говорит: — Я беспокоилась о тебе, Саба.
— Не стоит.
— Стоит. Ты не больна, не так ли? Ты сказала бы мне, если бы была больна.
— Нет, — говорю я. — Но не скажу.
— Если мне только девять, это не означает, что я глупа, как маленький ребенок. Тебе следовало бы знать это до сих пор.
Она наклоняетца ближе.
