Александр Путятин - Обаламус
И зачем я ему всё это говорю? Сначала огорчил старика, даже чуть-чуть напугал, возможно. Теперь вот вроде как сочувствия к себе требую.
— А ты не бери в голову, студент, лучше вливай! — Матвеич снова откинулся не спинку стула, и хитро прищурился. — А как, если не секрет, и на чем ты меня расколол?
— Ну, это было несложно. Во-первых, в легенде на протяжении всего рассказа проскальзывало сочувствие к страннику, хотя он, вероятнее всего, убийца. Во-вторых, только человек, считающий такую месть справедливой, будет строить дом в деревне, вместо того чтобы ставить капканы и спускать на ночь собак. В-третьих, на родине, в Сибири, я много историй слышал о том, как скрывались люди от властей, куда бежали и где устраивались. В-четвертых, человек вы по повадкам деревенский, а русский язык у вас городской… И последнее, самогон ваша хозяйка называет самопалом, как и вся деревня, а вы — кумышкой. Казанские татары и крящены так его кличут. Может, зелье это и ещё где-нибудь тем же манером величают, но лично мне только там это слово слышать доводилось.
Я уже и не рад был, что полез к старику со своей дурацкой логикой. Ну, покивал бы головой сочувственно, развёл руками и вся недолга… Тоже мне, Шерлок Холмс кумышкинского разлива! И откуда дурь эта ко мне проблудилась? Уж не от Обаламуса ли? Это же он с утра до ночи по библиотекам шастал, книги и журналы глотая, как утка зёрнышки. Всё закономерности какие-то искал, выводы делать пытался. Как он там сейчас без меня?
14
Четверть, заполненную кумышкой, я держал прямо перед собой, словно победный трофей, и медленно двигался по освещенной луной дороге. Дорога плыла и шаталась, а ещё она все время пыталась взбрыкивать, но я упорно продвигался вперёд. Ну, и зачем, скажите на милость, я так нализался-то? А главное — когда успел? Загадка… Помню только, что в какой-то момент перестал делиться с монстерой, принялся пить по-честному… И вот результат! Где нахожусь — представляю смутно. Как сюда попал — догадаюсь, когда протрезвею. А идти к стоянке нужно сейчас… Провал…
Я сижу за столом в лагере. Передо мной четверть. Значит, тогда, на дороге, она все-таки не разбилась. Встаю. Подхожу к палатке. Поднимаю полог… Провал…
Когда я в первый раз по-настоящему пришел в чувство, «сушь в Больших Бодунах стояла неимоверная». Я выполз из палатки на предрассветный холод, подошел к столу, на котором кто-то предусмотрительно оставил трехлитровый стальной котелок с ледяной водой, и отпил из него почти половину. В голове тут же зашумело, перед глазами поплыли круги…
Я снова забрался в палатку… Провал…
Второй раз проснулся, когда уже совсем рассвело. Экспедиционный люд пробудился, позавтракал и разбежался по делам. За столом сидели только Михельсон и Лущенко. Гена читал «Наследника из Калькутты», Алексей Исаакович просматривал бумаги. Заметив меня, начальник экспедиции снял со стоящей рядом тарелки салфетку и сказал:
— Мы тебя на завтрак будить не стали, ешь. Кстати, Матвеич лодку утром не забрал, а это — небывалый случай! Старого греховодника до тебя даже Христофорыч перепить пытался, но не смог. Талант! А с виду нипочем не подумаешь!.. Ты вот что, когда позавтракаешь, в речке искупайся, а потом еще поспи, так быстрей полегчает. Только один не ходи, пусть Геннадий с тобой прогуляется. И не заплывай там далеко. А то мало ли…
Я согласно кивнул. Есть не хотелось, купаться тоже. Но Алексей Исаакович прав, шанс снова стать человеком уже сегодня к вечеру упускать не стоит.
Всю дорогу на пляж я прошагал молча. Голова на каждый звук отзывалась изнутри набатным колоколом. Зато Гена трещал за троих: за себя, за меня и за отсутствующего Михельсона. Он в лицах пересказывал вчерашнюю установку донного регистратора, не забывая задавать от моего имени наводящие вопросы.
— … Мы же не могли его просто так на веревке опустить, с куском обычного пенопласта. То ж — новейшая модель! Её только месяц назад из ФРГ за валюту притащили. Михельсон сказал, такой прибор двадцать пять тысяч марок стоит. Вот и стали думать, что к нему присобачить. Нашли, значит, табличку фанерную, фломастером на ней написали: «Собственность АН СССР. Охраняется государством» — и в полиэтилен утюгом заклеили. Ты спросишь, почему Академии наук, так то для большей солидности.
Я продолжал молчать. Утюгом, так утюгом… Заклеили, так заклеили… В лодке… Посреди Оки… В этом был весь Гена: он, когда увлекается, частенько в рассказе куски повествования местами переставляет, ну и привирает, конечно, но это почти все делают. К гадалке не ходи — Михельсон табличку заранее приготовил, а в лодке они ее к взятому у Матвеича поплавку привязали. Хотя Гена, скорее всего, только веслами махал.
Над пляжем боевыми вертолетами носились стрекозы. Солнце слепило глаза. Гена уронил на песок сумку с полотенцами и уселся рядом…
— Я тут почитаю немного, а то уж больно интересно: чем у них там с индейцами закончится… — он раскрыл книгу и уткнулся в нее носом.
Наступила благодатная тишина.
Вода обтекала колени ледяными ручейками. Ступням, попавшим в нее раньше, было уже не холодно. Я глубоко вдохнул, вытянул руки и плюхнулся головой вперед в текущую воду. На какое-то мгновение стало зябко, но это скоро прошло. Вынырнув на поверхность, я некоторое время плыл брассом, затем перевернулся на спину… Прямо надо мной начало формироваться кучевое облако. Сначала оно было похоже на кусочек шевелящейся сахарной ваты, затем немного подросло и стало напоминать громадную подушку с размытыми краями, потом выросло ещё больше и превратилось в самое обычное облако, каких я видел уже тысячи… Вот так и звери, и птицы, и люди! Пока маленькие — все симпатичные, а как повзрослеют… Купаться почему-то расхотелось, я перевернулся на живот и поплыл к берегу.
Пока любовался облаком, течение унесло меня метров на триста, пришлось топать по песку обратно. Потом в воду вошел Гена, а я остался загорать. Так мы плескались до самого обеда. В Дом отдыха притащились прямо с пляжа. И здесь нас ждал сюрприз. Неприятный.
Объявление на дверях столовой гласило: «Всем отдыхающим и прикрепленным лицам после обеда надлежит проследовать в медпункт (в административном корпусе) для сдачи анализов в связи с опасностью заболевания дизентерией». Мы с Геной переглянулись и вошли внутрь. Наши уже были на месте.
— …Заболели двое из предыдущей смены, — ответил на чей-то вопрос Михельсон. — Скорее всего, никакого отношения к Дому отдыха это не имеет, но эпидемиологи действуют, как им положено. До обеда прогнали через мелкое сито весь персонал, сейчас начнут проверять отдыхающих и нас вместе с ними.
