Хуан Гомес-Хурадо - Контракт с Господом

- Та самая Андреа, сэр. А могу я узнать, для чего вашему шефу понадобилась журналистка? - спросила Андреа, незаметно шмыгнув носом и радуясь про себя, что собеседник не может видеть ее заплаканную физиономию.

В трубке послышался какой-то скрежет.

- Я могу рассчитывать, что вы ничего не скажете никому из ваших коллег, мисс Отеро?

- Разумеется, - с легкой иронией в голосе заверила Андреа.

- Мистер Кайн желает поручить вам одно дело, которое, возможно, станет самым важным в вашей жизни.

- Мне? Но почему мне? - удивилась Андреа, махнув рукой Энрике. Тот вытащил из кармана ручку и блокнот и протянул их Андреа с вопросительным взглядом. Девушка взгляд проигнорировала.

- Скажем, ему нравится ваш стиль. Так вы согласны?

- Мистер Расселл, сейчас моя жизнь такова, что мне очень трудно поверить на слово незнакомцу, который звонит с туманным и невероятным предложением.

- Тогда позвольте вас убедить.

Расселл говорил почти четверть часа, а в это время Андреа безостановочно делала заметки. Энрике тщетно пытался заглянуть ей через плечо, хотя кривые каракули Андреа всё равно мало о чем говорили.

- ... и потому мы рассчитываем на вас на этих раскопках.

- Получу ли я эксклюзивное интервью с мистером Кайном?

- Как правило, мистер Кайн не дает интервью. Никогда.

- Может быть, мистера Кайна заинтересует журналистка, которая плевать хотела на правила.

Возникла напряженная тишина. Андреа скрестила пальцы, молясь, чтобы ее выстрел вслепую достиг цели.

- Полагаю, что всё когда-то бывает в первый раз. Так мы договорились?

Андреа несколько секунд поразмыслила. Если то, что обещал Расселл, правда, то она заключит контракт с любой газетой в мире. И сможет отправить с курьером копию чека этой свинье, директору "Эль Глобо".

Даже если это и неправда, я ведь всё равно ничего не теряю.

Больше она не стала раздумывать.

- Можете забронировать мне билет до Джибути. В первом классе.

Андреа повесила трубку.

- Я ни черта не понял, кроме того, что билет будет в первом классе. Можно узнать, куда ты собралась? - спросил Энрике, удивленный разительной перемене в настроении Андреа.

- Если я скажу, что на Багамы, ты ведь не поверишь, правда?

- Прекрасно, - заявил Энрике, то ли с завистью, то ли с обидой. - Я принес тебе цветы, виски, практически поднял тебя с пола, а ты со мной вот так.

Андреа сделала вид, что его не слышит, и начала собирать чемодан.

ЗАЛ РЕЛИКВИЙ. Пятница, 7 июля 2006 года. 20.29

Брат Чезарео был весьма озадачен, услышав шум за дверью. Никто и никогда не спускался в этот склеп - не только потому, что находиться в этом месте имели право лишь избранные, которых во всем Ватикане было лишь несколько человек; но еще и потому, что здесь царила жуткая сырость, несмотря на то, что в каждом из четырех углов огромного подземного зала гудел мощный осушитель воздуха. Так что, принимая во внимание характер этого места, старый доминиканец редко видел посетителей. Но открыв дверь, он улыбнулся и встал на цыпочки, чтобы обнять нежданного гостя.

- Энтони!

Жилистый священник тоже улыбнулся ему и обнял.

- Был тут по-соседству.

- Ради Бога, Энтони, как тебе удалось сюда пробраться? Мимо всех этих камер и систем контроля?

- Когда есть время и как следует изучил путь, то всегда находится еще один вход. Ты же сам мне показал, помнишь?

Старый доминиканец потеребил бородку, похлопал по выдающемуся животу и радостно засмеялся. В недрах Рима тянулись пятьсот километров катакомб, некоторые более чем в семидесяти метрах под землей. Настоящий извилистый и неизведанный музей, ведущий практически в любую часть города, включая Ватикан. Двадцать лет назад они с Фаулером посвящали свободное время спелеологии в этих запутанных и опасных проходах.

- Одно ясно - Чирину следует пересмотреть свою безупречную систему безопасности. Если уж старая гвардия вроде тебя сюда пробирается... Но почему не через дверь, Энтони? Я слышал, что в Ватикане ты больше не являешься нежелательной персоной. И мне хотелось бы знать, по какой причине.

- Возможно, теперь кое для кого я стал слишком желательной персоной.

- Чирин хочет, чтобы ты вернулся, да? Этот Макиавелли из супермаркета так просто из своей хватки не выпустит.

- Старые хранители реликвий тоже крайне настойчивы. Особенно когда говорят о вещах, которых им не следует знать.

- Ах, Энтони, Энтони. Этот склеп - самое потаенное место нашей крохотной страны, однако в его стенах можно узнать много слухов. Святые нашептывают, - сказал он, обводя рукой помещение.

Фаулер посмотрел вверх. Потолок склепа, усиленный высокими арками, почернел от дыма миллионов свечей, которые горели здесь в течение почти двух тысячелетий, несмотря на проведенное пару десятилетий назад современное электрическое освещение. Это было прямоугольное помещение площадью восемьдесят квадратных метров, часть которого была вырублена в скале. А стены с пола до потолка покрывали многочисленные двери, скрывающие ниши, где находились святые.

- Ты слишком долго дышал этим сумрачным воздухом, который явно даже клиентам твоим не приносит ничего хорошего. Почему ты по-прежнему здесь?

Хотя об этом мало знает широкая публика, но уже тысячу семьсот лет в каждой католической церкви, какой бы она ни была скромной, хранится реликвия - мощи святого, спрятанные в алтаре. И здесь, в Зале Реликвий, Ватикан хранил самую большую в мире коллекцию мощей. Некоторые из ниш были почти пусты и содержали лишь небольшие фрагменты костей, а другие - забиты костями под завязку. Каждый раз, когда в какой-нибудь части света возводили церковь, молодой священник брал из рук брата Чезарео стальной чемоданчик и отправлялся туда, чтобы со всеми почестями положить реликвии в новый алтарь.

Старый хранитель снял очки и вытер их краем белой сутаны.

- Безопасность. Традиции. Упрямство. Слова, которыми можно охарактеризовать нашу святую церковь.

- Ну надо же, эта сырость еще и вдохнула в тебя цинизм.

Брат Чезарео похлопал по экрану своего мощного макбука, где что-то писал, когда появился его друг.

- Здесь спрятаны все мои истины, Энтони. Сорок лет работы, посвященной каталогизации кусков штукатурки. Ты когда-нибудь пробовал на вкус сухую кость, друг мой? Превосходный метод для определения фальсификаций, но оставляет горький привкус во рту. Прошло четыре десятилетия, а я приблизился к истине не больше, чем когда начинал, - вздохнул он.