Елена Горелик - Земля мёртвых душ

И с силой потянул меня к лестнице. Впрочем, я уже достаточно пришла в себя, чтобы оценить обстановку. Приятели Керена, до сих пор не влезавшие в наш междусобойчик, нехорошо зашевелились, прочие гости начали тихонечко отодвигаться подальше, чтобы не попасть под раздачу. Перепуганная Ирка зашептала что-то мужу на ухо, и тот отнёсся к её словам с гораздо большим вниманием, чем раньше. Во всяком случае, они пошли следом за нами, в свою комнату.

Наверху у дверей нас встретил подозрительно шмыгавший носом Инген, сразу бросившийся к отцу. Мы не стали торчать у всех на виду, вошли в свою комнату и прикрыли дверь. Бледный Энгит не знал, куда деть руки, и почему-то чувствовал себя виноватым и постоянно косился в сторону окна.

— Отец, я… — прошептал он. — Я никогда так не сделаю… клянусь…

Дойлен притянул сына к себе, потрепал его лохматую голову. И посмотрел на меня… Вот что значит не иметь детей. До меня только сейчас дошло, какое это горе для отца — вырастить сына-мерзавца. Для нормального отца, конечно, не для такого же негодяя, как сынок. Он наверняка думает-гадает, когда в его любимом первенце произошла злая перемена и что могло послужить тому причиной. Ему сейчас нет дела до меня.

Нет, ошибаюсь. Есть.

Один-единственный взгляд, прочитавший по моему лицу всё, о чём я думала. И молчаливая благодарность в ответ.

Узнав, что Ульса куда-то уехал и будет дома только поздно вечером, мы решили без нужды нос наружу не высовывать. Обедали и ужинали в комнате, от греха подальше, вполголоса обсуждая планы на ближайшее будущее. Затем Дойлен пошёл вниз распорядиться насчёт лошадей и фургона, а мне досталась работа потруднее — уложить мелких спать. Энгит хотел было поупрямиться, но я напомнила, что завтра он опять будет полдня зевать от недосыпа. Парень поворчал, больше для порядку, чем из вредности, но подчинился и полез под одеяло. Младший присоединился к нему, и через десять минут оба уснули.

— Дрыхнут? — Дойлен вошёл в комнату и запер дверь, стараясь не шуметь.

— Третьи сны видят, — шёпотом доложила я. — Давай сферу тишины поставлю.

— Зачем?

— Ты храпишь.

— Я не храплю! — запротестовал он.

— Мне лучше знать, — с улыбкой ответила я и произнесла заклинание. — Ты же спишь и себя не слышишь… Как там эти двое?

— А, — Дойлен, махнув рукой, сел и принялся стаскивать сапоги. — Мирятся. Сначала поругались, он ей синяков наставил, от нас обоих огрёб, а теперь будет полночи на ней скакать. Дурак и дура. Они прекрасно подходят друг другу.

— Да уж, идеальная пара, — согласилась я. — Ладно, ну их. Действительно, пусть сами разбираются. Нам бы завтра с Ульсой переговорить. Есть у меня одна идейка насчёт его склада…

— Завтра обсудим, — дорогой сосед улёгся на жёсткую широкую лавку, застеленную тощими одеялами, и притянул меня к себе. — Спи.

И через пять минут храпел, как ни в чём не бывало.

Зуб даю — он уже измыслил что-то воспитательное для непутёвого сыночка. Мне бы его умение "держать удар"…

Ирочка всё-таки урвала пару минут, перед самым отъездом. Видок у неё был… гм… Как бы это помягче выразиться. Вчерашние синяки, понятно, уже сдавали позиции под действием снадобья, свежих, слава богу, не прибавилось, но лицо девчонка имела помятое. Что вместе с виноватым взглядом кошки, натыканной носом в лужу, сделанную ею в неположенном месте, производило странное и неприятное впечатление.

— Ты не сердись, — тихонечко пискнула она. — Люблю его, гада… Вот такая я дура.

— У каждого свои недостатки, — невесело усмехнулась я. — Твоя жизнь, твой выбор. У самой далеко не всё в ажуре.

Никогда не понимала женщин, руководствующихся принципом "бьёт — значит, любит". Жалкая попытка оправдать свой неудачный выбор, когда поздно что-либо менять. У нас хотя бы развод законом предусмотрен, а здесь эта процедура доступна только колдовскому сословию. Простолюдинов разлучает только смерть. А Ирка… Парадокс: большинство таких вот слишком самоуверенных девчонок в замужестве становятся в лучшем случае тихими скромницами, а в худшем — боксёрскими грушами для своих мужей. Я сделала, наверное, не всё, что могла. Быть может, слишком уважала Иркино право на самостоятельное решение, считая её взрослой особой. Вот и доуважалась.

— Мы ж увидимся ещё, — совсем на грани неразличимости прошептала Ирочка. Такой вот полувопрос-полуутверждение, замешанный на надежде.

— Конечно, — кивнула я.

— Тогда пока.

Она серой мышкой шмыгнула с крыльца в возок, придерживая обеими руками узел со своим нехитрым имуществом. Керен, ждавший у крыльца, окинул меня неприязненным взглядом, напоролся на такой же взгляд в ответ и поспешил сесть рядом с супругой.

Заморосил с низкого осеннего неба унылый дождик. Хлопнули вожжи, цокнули подковы, тихо скрипнуло колесо… Больше года было отдано Ире. Хороший или плохой она человек — не мне в итоге судить, но она стала частью моей жизни. Теперь эта страница перевёрнута. Собственно, вся наша жизнь состоит из встреч и расставаний, незаметных и значимых, радостных или наоборот, причиняющих боль. Каждому, с кем мы пересекаемся, достаётся кусочек нашей души. Кому-то крошечный, а иному огромный… Я не верю, я знаю, что мы ещё встретимся. Но это, как принято говорить, будет уже другая история.

Сами мы выехали на юг спустя двое суток, когда Ульса окончательно укомплектовал свой обоз. При этом магу пришлось извернуться, чтобы избежать конфликтов. Ведьмаки и ведьмы всех возрастов в одном караване, плюс родственные, имущественные и личные наслоения — весьма взрывоопасная смесь. Колдуны вообще друг с другом крайне редко уживаются, а тут такая возможность припомнить все свары и попытаться свести счёты. Двое суток Ульса только тем и занимался, что перетасовывал порядок фургонов в "поезде", а потом, осознав бесполезность этой затеи, плюнул и именем князя объявил мятежником любого, кто посмеет затеять ссору в пути.

Мы с Дойленом и его младшими сыновьями сэкономили, ехали одним фургоном, куда погрузили большую часть припасов и багаж. Правил им вернувшийся из Туримита Лис. Ещё у нас имелись две верховые и одна вьючная лошади. Последнюю в случае чего реально было запрячь в фургон вместо невысокой мохноногой лошадки, имевшей подозрительно знакомый мне экстерьер. Местность была холмистая, повозка то еле ползла вверх, то так легко катилась под уклон, что Лису приходилось придерживать лошадку. К концу дня караван остановился на ночёвку в Куне, владении Дойлена. Всего лишь в тридцати двух километрах от Ремы… На мой взгляд, ведьмакам, живущим к югу от Ремы, вообще не стоило делать такой крюк, мотаясь туда-сюда. Собираясь в велопоходы, мы всегда согласовывали минимум две точки сбора по маршруту, чтобы люди не накручивали лишние километры по городу. Магу на эту тонкость было плевать, ведьмаки злобились, а Дойлену их реакция показалась великолепной мишенью для шуточек, иногда не совсем безобидных. Один раз только моё вмешательство предотвратило магическую дуэль, после чего я позволила себе — разумеется, без посторонних — сердито отчитать дорогого соседа. Взрослый мужчина, а ведёт себя как сопливый подросток. В ответ Дойлен только посмеялся: мол, для них я хам и дубина, пусть так и дальше думают, нам же польза. От хама и дубины никто не будет ждать иного подвоха, кроме очередного хамства и дуболомства.