Том Шарп - Наследие Уилта
— К тебе обращалась по имени, а ко мне — «миссис Уилт». Что за официоз? Могла бы называть Евой.
— Тебя неоднократно величали «дорогуша миссис Уилт». Кроме того, нанимают-то меня, а в ее кругах, видимо, так принято — слуг называть по имени. Не понимаю, чего ты бесишься из-за ерунды?
— Будет тебе ерунда, если я что-нибудь замечу, — пригрозила Ева и тотчас вспомнила еще одну подозрительную деталь: — Когда она предложила отвезти тебя в имение, ты аж подпрыгнул от радости. Что за дела?
— Так ведь тебе понадобится машина, чтобы забрать четверню. Ничего я не подпрыгивал и вовсе не лебезил перед поддатой бабой, но лишь соблюдал политес, выполняя твое пожелание. Разодетый, коротко стриженный… А чего ты ждала? Чтоб я ее обхамил?
Возразить было нечего, но все равно Еве очень не понравился тот явный интерес, с каким леди Кларисса взирала на Уилта. Верно, дамочка крепко поднабралась, и нет никакой гарантии, что в собственном доме, когда Генри будет под боком, она поведет себя иначе. Как пить дать навалтузится.
В одиночестве готовясь ко сну (Уилт по-прежнему ночевал в гостевой), Ева раздумывала, как противостоять возникшей угрозе. Четверню, центр ее вселенной, срывать с учебы нельзя. Успокаивало одно, Генри такой рохля, что леди Кларисса может до скончания века строить ему глазки — толку не будет. Но как только завершится учебный год, надо сразу ехать в поместье и уж там не выпускать голубчика из поля зрения, дабы не начудил.
Глава восьмая
В «Последней вехе» жизнь дяди Гарольда, откликавшегося лишь на обращение «полковник», не задалась. Во вторую ночь, едва он уснул в своей комнате на первом этаже, его разбудил грохот над головой (судя по звуку, кто-то свалился с кровати), следом послышались торопливые хозяйкины шаги. Было не разобрать, о чем говорит персонал «скорой помощи», топавший, словно подкованный эскадрон; потом загомонили другие голоса, среди которых выделялся писклявый тенор врача, жившего через дорогу. Целую вечность все сборище шастало в верхней комнате, а когда наконец вывалилось на площадку, раздался бестактно громкий голос соседского лекаря:
— Может, в больнице засранцу чем-то помогут, хотя сильно сомневаюсь. Как же его угораздило вывалиться из кровати?
— Наверное, забыл про катетер и решил помочиться. Он такой беспамятный, наш генерал. И упрямый.
— Похоже, был, — провозгласил врач.
— Видно, шандарахнулся головой о тумбочку.
Чуть позже на улице завыли полицейские сирены, затем по лестнице протопали шаги еще беспардоннее. «Почему лифтом-то не подняться?» — злился полковник. Минут через пять орава воспользовалась и лифтом — вернее, попыталась:
— Вот же долговязый… Не впихнуть… Такого надо было селить на первом этаже.
— Чтобы гости слышали его беспрестанную матерщину? — возмутилась хозяйка. — Хотя обычно самых вздорных старых козлов мы селим внизу — так прислуге легче их обихаживать.
Решив выразить свое мнение, полковник заорал:
— Я вам не старый козел!
— Понятно, что вы имели в виду, — сказал чей-то голос на лестнице.
Дверь приоткрылась, и в щели возникла хозяйкина голова, проворковавшая в темноту:
— Не бузите! Давайте баиньки, как хороший мальчик!
— Я вам не мальчик! Сами же меня разбудили, когда вверх-вниз шлендали по лестнице! Ни о ком не думаете! Ну уж я не потерплю вашего хамства, ясно? И впредь обращаться ко мне «сэр»! Пшла вон!
— Фу, как нехорошо! Но у нас освободился катетер для старых неслухов, которые не умеют себя вести! — Хозяйка хлопнула дверью.
Крепко обложив все женское племя, полковник предался мрачным размышлениям о своем будущем, которое выглядело безрадостным и недолгим. А ведь когда-то он обладал изрядной властью. Давным-давно.
Уже засыпая, полковник прикинул тактический план по собственному освобождению из этой чертовой дыры, прежде чем старая кошелка предпримет атаку с катетером. Кажется, сын ее служил в каком-то полку. Человек подобной закалки должен почитать военных больше, нежели эту каргу, свою матушку. На милость Клариссы рассчитывать нечего — она четко дала понять: выбор лишь между «Последней вехой» и зловещим «Концом пути», где в иной день не продохнуть от кремационного чада.
Нет, Кларисса — пустой номер. Ясно как божий день: ее регулярные визиты никак не связаны с любовью. Точнее, с любовью к дядюшке.
Вот если б переправить записку служивому, тогда, возможно, он сумеет отсюда выбраться.
Глава девятая
Утром Генри проснулся необычно рано и, наскоро заглотнув стандартный завтрак — мюсли, которые Ева считала весьма полезными, — вновь стал штудировать материалы по Первой мировой войне. К счастью, супруга еще нежилась в постели. Вероятно, Уилт так не радовался бы, если б знал, какие мрачные думы ее обуревают. Темные мысли о нем и леди Клариссе отступили, лишь когда в желто-лиловом халате она сошла в кухню и увидела мужа, уткнувшегося в книгу.
— Что читаем?
— Перечень решающих сражений Первой мировой войны, — ответил Уилт. — Лучше освежить их в памяти, прежде чем пытаться вдолбить этому щенку… как его?.. Эдварду Гэдсли. Не могу сказать, что чтение увлекает, — море крови. Но юному обормоту должно понравиться.
Ева лишь отмахнулась и стала готовить себе чай, а мужу кофе.
— Надеюсь, вечер твой удался, — язвительно сказала она, поставив чашку подальше от Уилта. — Поди, снова пьянствовал?
И впрямь, Уилт, изнуренный установками на поведение в «Песчаном доле» (не пить, не сквернословить, не тащить леди Клариссу в постель, а равно пресекать подобные попытки с ее стороны), пытался найти забвение в стакане. Вконец удрученный, он зашел к Питеру Брейнтри, и друзья отправились в «Утку и дракона», где на веранде прихлебывали пиво, глядя на проплывавшие по реке лодки.
— Что она такое, эта леди Кларисса? — спросил Питер.
— Пинтами глушит коктейль, точно воду. Похоже, алкоголичка… во всяком случае, такое сложилось впечатление. Строила глазки, не удивлюсь, если имеет любовника. Однако заводить шашни с ней определенно не собираюсь. И дело вовсе не в Еве, которую интересуют лишь мои полторы тысячи в неделю за просвещение болвана.
Пробыв в пабе ровно столько, чтобы супруга уже отправилась на боковую, Уилт, почти трезвый, вернулся домой.
Допив чай, Ева покинула кухню, и Генри сосредоточился на книге, однако через пару минут испуганно вздрогнул, когда жена вновь появилась, но уже в прозрачном пеньюаре, сквозь который просвечивали ярко-алые трусы. Свои намерения, и без того не вызывавшие сомнений, она облекла в слова:
