Александр Спеваковский - Дэзи Фрэдмэн и Стэн Капенда
В конечном итоге из-за пьянства семья Джонсона разделилась на два лагеря. В одном из них были Мариам и «мамы», которые вместе с двоюродной сестрой составляли ей часто скандальную и пьяную компанию при игре в карты, в другом Ник и его дети, которых попойки матери тоже начали раздражать, особенно когда им приходилось приводить помещение квартиры в порядок после потери сознания на алкогольной почве их родительницы, не контролировавшей выделительные процессы.
И еще одна замечательная черта, по мнению Ника, была характерна для Мариам. Она, как древнеиндийская богиня, обладала безграничными, почти сверхъестественными половыми способностями. Как сказал однажды в шутку Джонсон, ей надо было бы жить при казарме, где находилось никак не менее четырехсот солдат. Она получала бы большую зарплату – двести долларов в месяц за половое обслуживание военнослужащих, по пятьдесят центов с рыла. Впрочем, и про «мам» Ник говорил, что в восемьдесят шесть и восемьдесят семь лет они тоже еще продолжают быть сексуально озабоченными. Ник даже выдвинул теорию, согласно которой возраст женщины на ее сексуальные особенности влияния не оказывает. Иногда, когда его тещу в порыве какой-то ненормальной страсти прорывало и она посылала ему воздушные поцелуи, у Джонсона, обладавшего богатым воображением, тело покрывалось гусиной кожей при мысли, что он сейчас окажется в объятиях сильно престарелой дамы.
Несмотря на все проблемы и семейные неурядицы, Джонсон никогда не унывал, относился к жене и ее действиям без предрассудков, с юмором и спокойствием, никогда ни на что не жаловался, в истерику не впадал и жизнью был доволен, успокаивая себя тем, что все супруги, долго живущие вместе, непременно часто ругаются, так как жутко надоедают друг другу. Исключения, конечно, бывают, подчеркивал Ник, но как в статистике, одно на сто тысяч. А те, кто долго живут со своими женами либо святые, за что им следует выдавать медали, либо кретины. Ник очень часто слышал от жены, что он кретин, поэтому святым себя считать не осмеливался. Утешало его всегда также еще и то, что чем богаче муж и чем выше его социальное положение, тем похабнее его оскорбляет вечно всем недовольная жена, в полной мере и с большим удовольствием пользующаяся, кстати, благами, исходящими от супруга. Для жен академик не является академиком, президент – президентом, а всего лишь неблагодарным мужем, случайно и незаслуженно ставшим величиной. «Если бы я был апостолом Петром с ключами от рая в кармане, мне доставалось бы от жены больше, чем сейчас», – любил шутить Джонсон. По сравнению с извращенными оскорблениями друг друга богатыми, ругань жены рассматривалась безработным Ником как семечки.
Когда встречались Ник и Стэн шутки на семейные темы не прекращались. «А правда, что у мусульман для развода достаточно жене лишь сказать: «Я с тобой развожусь?», – спрашивал Ник у Стэна. «Да это уже и есть развод», – отвечал Стэн. Оба улыбались. «А правда, что в древности на Ближнем Востоке развод был почти невозможен, но если муж говорил, что его жена сварлива, то их разводили немедленно?» – снова задавал вопрос Ник Стэну, уже зная на него ответ. «Сущая правда», – говорил тот. Оба опять улыбались. «И ты вообще запомни, Ник, как говорили древние римляне: «Нет плохих мужчин, есть плохие женщины», – завершал обычно короткую и оптимистичную дискуссию Капенда.
А вообще-то, как отметил для себя Стэн, жить врозь Ник и Мариам, кажется, не могли. По заявлению Ника, он не мог уже жить и без оскорблений в свой адрес со стороны жены. А Мариам нуждалась именно в оскорблениях Ника. Кого-то другого ей обзывать было просто не интересно. Вместе им было тесно, а порознь не хватало друг друга. Она бесилась из-за того, что Ник был дома и еще больше, когда его там не было. Поэтому, наверно, Мариам требовала от мужа, когда у него не было какой-то работы на стороне, чтобы он постоянно находился в поле ее зрения и «постоянно раздрожал ее», как замечал Ник.
Капенда поднялся на седьмой этаж, посмотрел на всякий случай из окна во двор и нажал на кнопку звонка.
Дверь открыл сам Ник, сразу же после звонка, как будто он у двери уже давно стоял и кого-то ждал. На нем была рубашка с завернутым вовнутрь воротником и растегнутыми до пупа пуговицами, большие рваные трусы с надписью «Hawaii» на боку и однотонные носки разной длины. В руке Джонсон держал большую бутылку пива.
– Вот после этого и говори, что между нами нет телепатической связи дальнего действия, – с восторгом произнес он не очень понятного для многих содержания фразу. – Я же хотел с тобой только что связаться.
– Ну, ты, прямо, как те юродствующие, кому ты совершенно не нужен, но им неудобно об этом тебе сказать в глаза, – ответил Стэн вместо приветствия. – В скользких ситуациях, когда от них ждут звонка или письма, эти люди начинают извиваться, не буду объяснять как что, и говорят примерно так: «Я только что хотел тебе позвонить». «Я тебе писал. Получил ли ты мое послание?» «Я твоего письма не получал!», хотя они и не думали тебе звонить и писать, хотя от тебя письмо получили. Зачем зря напрягаться с ответом перед ненужным или просто не заслуживающим внимания человеком? Поэтому я зарекся никогда не иметь серьезных дел с теми, кому от меня ничего не нужно, тем более просить что-нибудь у них. Бесполезное и самоунизительное занятие, ни к чему не приводящее.
Ник, все внимательно слушавший, поднес горлышко бутылки ко рту и, не сводя глаз со Стэна, отхлебнул из бутыли.
– Но иногда этим людям, – продолжил Стэн, – все же приходится пить из ими же заплеванного колодца. Жизнь сложна и удивительна. Она может сделать резкий поворот. Заметь, если тем, кому ты был не нужен, от тебя что-нибудь вдруг понадобится, они телефон оборвут и спать не дадут, из-под земли достанут и в задний проход залезут, забыв, что раньше ты был для них ничтожеством, а они по сравнению с тобой большими людьми. А вообще-то бескорыстных людей не бывает. Одни нагло преследуют только свои интересы, другие пытаются соблюсти липовое приличие. А те кто корчат из себя ангелов, делая добро другим, от этого же сами и страдают потому, что за все хорошее можно расплатиться только черной неблагодарностью. Как говорила моя мать: «Ни поя, ни кормя не наживешь врага. Надо его выкормить и выпоить». Но особенно осторожно и с недоверием жизнь научила меня относиться к припискам в конце письма типа: «Искренне Ваш».
– За лекцию, конечно, большое спасибо, но зачем ты все это мне говоришь? Я же писем вообще не пишу. Что с тобой сегодня? – спокойно произнес Джонсон, опять отхлебнув из бутыли.
– Успокойся и не обращай внимания, у меня с утра очень плохое настроение, – опомнился Стэн. – Конечно же, это не к тебе адресовано. Это пустое мудрствование о эгоистичной сущности человека, как говорится, в пользу бедных. Человека исправить невозможно. Во всяком случае в обозримые ближайшие триста тысяч лет до тех пор, пока не появится, возможно, человек нового вида, человек неэгоистичный. Это, правда, маловероятно. Эгоизм ведь продукт ума любого субъекта. Так почему ты желал со мной связаться?
– Ну ты и мастер заплетать мозг своей философией! Ладно. Сейчас о другом. Ты меня на руках будешь носить. Работа есть. Очень хорошая работа. В Голливуд со мной на большое дело поедешь? Уверен поедешь! Ты и не догадываешься к кому. А я тебе расскажу. Прямо к мистеру Спилбергу. К кинемотографу я, как ты знаешь, имею самое прямое отношение. Я и актер, я и режессер-постановщик. Сам фильмы снимаю. Неплохие. Ну, что я тебе, право, рассказываю. Все ведь знаешь. Смотрел же мои шедевры о Гавайях. В этой связи есть одна замечательная идея. Я все лично просчитал, с кем надо посоветовался и с одним хмырем договорился. Он уже все пронюхал, от такого же как и он черта обещание получил, все обтяпает и поможет. Короче, нас почти ждут. Что скажешь? И затраты потребуются минимальные. Потом все как в фанастических фильмах!
– Интересно.
– Я и говорю. А почему настроение-то плохое? – перескочил с одной темы на другую Ник.
– Потом расскажу.
– Ладно расскажешь. Что, так и будем в дверях стоять? Жены дома нет.
– А где же она? – притворно забеспокоился Стэн.
– Ушла с сестрой на распродажу какой-то дряни.
– А я, кстати, вообще-то не к твоей жене пришел, – пошутил Стэн.
– Неужели? – еще более притворно сказал Ник и приподнял брови. – Тогда заходи.
В этот момент в дальней комнате у открытой двери по полу прополз ребенок. Затем раздался звон упавшей металлической посуды и женские крики.
– Это бабка занимается воспитанием внуков. Пойдем на кухню. Там, может быть, нам не помешают.
Ник и Стэн проследовали на кухню и сели за стол. Ник протянул руку к холодильнику и достал оттуда еще одну большую бутылку пива, открыл ее и налил часть содержимого в стоявшую на столе кружку, в которой уже что-то было. После этого он пододвинул кружку Стэну.
Стэн отпил из нее немного и сказал, – у меня тоже к тебе дело. О работе, которую ты припас для нас я представление, вроде, уже имею. Теперь послушай меня. Речь идет о десятках и, возможно, о сотнях тысяч долларов.
