Владимир Рыбин - Искатель. 1985. Выпуск №2
— Понравился?
— Быстрее! Ну!
Медленно, очень медленно Штробель расстегнул ремень и вдруг, не размахиваясь, сильно ударил бляхой по руке Граберта. Пистолет отлетел, загремел по брусчатке. Штробель ударил еще раз, уже с оттяжкой, попал по воротнику мундира, торчавшему из-под шинели. Граберт покачнулся, и Штробель резким ударом ноги по щиколотке подкосил его.
Прогремел еще один выстрел. Пуля ударилась обо что-то наверху и ушла с завыванием. Метнув в сторону взгляд, Штробель увидел, что Алоиз отнимает винтовку у остроносого.
Он снова ударил Граберта тяжелой бляхой, не давая ему подняться.
— Ты что?! — заорал Граберт, извиваясь. — Больно же! — И вдруг, как был на карачках, побежал в сторону.
— К стене! — приказал Штробель, продолжая хлестать по туга обтянутому заду. Граберт послушно повернулся к стене. В толпе засмеялись.
Он не оглядывался, боясь, что Граберт опомнится и поднимется. Нельзя было позволить ему встать. Команды униженного фельдфебеля мальчишки выполнять не будут…
И вдруг красные кирпичи стены перед его глазами пошли трещинами от ударов пуль. В тот же миг его хлестнуло по боку, по ногам.
Очнулся он, должно быть, сразу, поскольку увидел перед собой все те же кирпичи. Стояла пугающая тишина. И в этой тишине звучал далекий знакомый голос:
— …Ваше положение совершенно безнадежное. Советское командование приняло решение подвергнуть замок бомбардировке. Но вы еще можете спастись, если немедленно сложите оружие. Поторопитесь, ваши матери и сестры ждут вас в Кляйндорфе…
Первая мысль была — выпрямиться, немедленно выпрямиться, чтобы юнцы не посчитали его поверженным. И он сделал это, сжимая зубы от боли. Левая нога подкашивалась, он оперся спиной о стену, боясь снова упасть. Солдаты эти стояли перед ним в нескольких шагах, плотно прижавшись друг к другу, вытянув длинные шеи, испуганно смотрели на него. Двое держали за руки бледного, совершенно белого как полотно Пауля. Автомат валялся у его ног. Мальчишка дрожал и все отпихивал ногой автомат.
— …У вас есть только один выход: немедленно вывесить белый флаг, немедленно…
Голос не убеждал, а торопил, в нем чувствовалась тревога, и Штробель ясно понимал это. Значит, там что-то изменилось, значит, надо спешить.
Он переводил взгляд с одного лица на другое, искал Грабер- та. Но его нигде не было. Потом догадался глянуть себе под ноги и увидел большие, мутные от боли, затягивающиеся пеленой беспамятства глаза фельдфебеля: Значит, и он тоже? Значит, Пауль стрелял по ним обоим? Или всего скорей по кому-то одному стрелял, а попал в обоих? Разбираться было некогда. Боясь снова потерять сознание, он глотнул воздуха и выкрикнул:
— Франц!.. Вывесь белый флаг!..
— А где его взять? — отозвался Франц.
— Рубашку… вывешивай! Быстро!..
Муть заливала двор, словно снова наступала ночь, и лица ребят странно смещались, наползая одно на другое.
— Алоиз! Принимай командование!.. Построить всех. Выходить наружу… с белым флагом. Оружие складывать у выхода!..
Сдвинув в сторону горшки с цветами, Тимонин рассматривал белое поле, замок, склон, уходящий к реке, хорошо видный отсюда, с НП. Тихо было вокруг, только далеко-далеко звенел неразборчивый голос старшего лейтенанта Карманова да откуда-то из-за домов доносились еле слышные выкрики инвалида.
Все команды были отданы, все роли распределены, и теперь оставалось только ждать. Бледная заря растекалась все шире, розовела над лесом, вот-вот готовая вытолкнуть красный шар солнца. Небо было совершенно чистым, без облачка, и Тимонин внимательно оглядывал горизонт, боясь прозевать момент, когда появятся самолеты. Бояться было нечего: если он проглядит, то другие наверняка увидят — десятки глаз следили за небом — и без дополнительной команды просигналят самолетам. Во все ракетницы, какие имелись в батальоне, были заложены красные ракеты, чтобы указать цель. Но он все глядел и волновался. Сколько прилетит самолетов? Сколько будет заходов? Этого он не знал и беспокоился, как бы не промедлили славяне, как бы не поспешили и не сунулись в проломы раньше времени.
— Ждем, ждем, а прилетит один самолет и сбросит листовки. Вот будет номер! — послышался сзади голос сержанта Поспелова, разговаривавшего, как видно, с телефонистом.
Поспелов был ординарцем, но его все в батальоне называли адъютантом, и он вел себя соответствующе бесцеремонно.
— Один раз нам уже прислали «подкрепление». Почему бы и теперь такое же…
Тимонин сердито двинул горшок с цветком, и сержант каким-то своим чутьем загадал недовольство начальства, замолчал. Но мысль, зароненная им, теперь не давала Тимонину покоя. А что, очень даже может быть… А этот говорун Карманов уже объявил о бомбежке. Вот будет смеху, когда мы без бомбежки начнем прыгать под стенами. Смех сквозь слезы Поскольку тогда-то уж наверняка гитлерюгенды начнут отбиваться по-настоящему. Это только так говорится — подростки, а на самом деле — безжалостные звереныши, не прощающие тем, кто смешон.
Он крутнул телефон, потребовал Соснина.
Соснин находился у реки и должен был руководить боем оттуда. Тимонин сам так распорядился, посчитав, что его, комбата, место на НП, откуда лучше видны все подходы к замку. А теперь ему хотелось туда, где лежали, изготовившись к броску, штурмовые группы. Теперь ему казалось, что на НП он окажется как бы отстраненным от боя.
— Как там у тебя?
— Все в порядке, — ответил Соснин. — Ждем.
— Ракетницы заряжены?
— Так точно, у всех красные ракеты, проверил. — Наблюдатели?
— И наблюдатели на месте… Да не беспокойся, комбат, не проглядим.
— В доме тихо?
— Тихо. Были какие-то выстрелы, но это там, внутри.
Тимонин хотел сказать, что это не иначе расстреливали Курта Штробеля, но вспомнил, что были другие выстрелы, когда тоже думалось, что расстреливают Курта Штробеля, и промолчал. Положив трубку, он подошел к окну. Ничего не изменилось ни в поле, ни в замке. Разве что заря стала шире, совсем избагровелась от натуги, как перед родами… Замок был подозрительно тих. И вообще после того, как туда ушел Штробель, что-то изменилось. Всю ночь оттуда светили ракетами, а теперь их нет ни одной. Посветлело? Но ведь и ночью было светло от полной луны. И не стреляют из окон, хотя всю ночь тешились стрельбой…
— Товарищ капитан, глядите!
Сержант Поспелов показывал на самый верх замковой башни. Там что-то розовело, мельтешило на ветру.
— Красный флаг вроде?
Но Тимонин уже понял, что это такое, и обрадовался.
— Не красный, а белый, заря подсвечивает, — сказал он, хва-таясй за телефон. — Соснин, видишь? — крикнул в трубку.
Соснин словно и не отходил от телефона или только что сам подошел к нему — «ответил сразу, не ответил, закричал взволнованно!
— Самолеты идут, слышно!.. И они выходят!
— Кто выходит?
— Они, из калитки, с белым флагом…
Не опуская трубки, Тимонин другой рукой ударил по раме.
Стекла осыпались, и он сразу услышал низкий отдаленный гул. Словно громы гремели за краем неба.
— Давай зеленые! Зеленые ракеты давай!
— А если…
— Бегом к замку! Оттуда должны быть ракеты. Зеленые!
В нем самом билось это «а если», и он, словно боясь сомнения, выхватил у сержанта ракетницу, переломил, выкинул картонный патрон с красными пупырышками на пыже, вставил другой — с зелеными, и выстрелил в окно.
— Поспелов! Хватай зеленые ракеты и к замку! Стреляй непрерывно, чтобы с самолетов видели, не перепутали… У кого еще ракетницы? Бегом за ним!
От НП побежали трое, Тимонин даже не разглядел, кто еще, кроме Поспелова А навстречу, обтекая стену замка, выползала редкая растянувшаяся колонна людей, на глаз — человек пятьдесят. В голове эта колонна уплотнялась. Тимонин разглядел в бинокль белый флаг или, во всяком случае, что-то белое, привязанное к палке, в руках впереди идущего долговязого парня, а за ним четверых с носилками. Видно было, что носилки эти тяжелы для них, парни гнулись, спотыкались.
А гул уже был отчетлив, и самолеты хорошо различались на фоне светлой зари. Много их было, и по низкому надсадному гулу определялось, что гружены они под самую завязку.
Люди, идущие от замка, сбились плотнее и побежали. Приостановились, увидев бегущих навстречу бойцов, но, когда те пробежали мимо, снова затрусили через поле, оступаясь на неровностях, проваливаясь в занесенные снегом ямины, то и дело падая.
От массы самолетов отделилась небольшая группа — штук девять, — пошла по широкой дуге к замку. Тимонин замер: вдруг сверху не разглядят цвета ракет? Теперь уж немцев там нет, теперь свои у замка. Ноги мелко и противно дрожали; хотелось самому побежать туда, в поле. Он ухватился за раму и так стоял, смотрел.
Зеленые ракеты взлетали одна за другой. Сначала их дуги сходились к замку — ракетчики стреляли на бегу, — потом ракеты стали взлетать из-под самых стен. Они образовывали в небе причудливый цветок.
