Владимир Рыбин - Приключения 1975
Вскоре полузатопленное утлое суденышко уже плясало под бортом застопорившего ход «Олыма». В шлюпке был человек. Ему бросили с палубы конец троса с гаком. Человек, неуклюже перескакивая через банки, пробрался на нос шлюпки и зацепил гак за железное кольцо. Но гак вдруг сорвался в воду. Пришлось трос вытягивать на палубу и снова подавать на шлюпку.
— Ты что?.. Совсем ошалел, что ли? Как гак заводишь? — кричал боцман Витек человеку. — Сверху, сверху цепляй за кольцо, а не снизу…
Наконец гак был надежно закреплен на шлюпке, и, когда она подскочила на гребне волны вровень с фальшбортом судна, человек, подхваченный руками матросов, перескочил на палубу. Тут же включили лебедку, и шлюпку, через корму которой потоком хлынула вода, втащили носом кверху на сейнер.
С потерпевшего — молодого, худощавого и долговязого парня — ручьями стекала вода. Без всякого здравого смысла, видимо, просто от нервного напряжения он вытягивал из-за спины и старательно выжимал полу своей куртки. У парня был уставший, испуганный и виноватый вид. Его трясло мелкой, едва заметной дрожью.
— Дурья башка! — грубо напустился на него боцман Витек, покончив возиться со шлюпкой. — Гак и то не умеешь завести как следует. А где весло потерял? Молчишь!.. А почему за сеть шлюпку не закрепил?.. Салага! Сколько хлопот всем из-за тебя — и не счесть.
— Ну ладно, боцман, — примиряющим тоном перебил Витька второй помощник капитана Протасов, — сначала накорми спасенного, напои, а потом ответ держать вели.
— Как хоть звать-то тебя, бедолага? — сменив гнев на милость, спросил боцман.
— Степа-аном, — тихо сказал молодой моряк.
— Ну иди на камбуз…
Судно полным ходом шло в обратном направлении. Капитан Шрамко нервничал. Как всегда в подобные минуты, он стал хмур, раздражителен и резок. Походя отчитал боцмана за слабину якорь-цепи на брашпиле, старпома — за консервную банку, закатившуюся в какой-то труднодосягаемый угол судна.
Впрочем, была причина для плохого настроения всей команды. Когда грозила опасность человеку, никто особенно не задумывался о своих неприятностях. Они как бы отошли на второй план — вся воля людей была направлена на спасение незадачливого молодого моряка. А теперь, когда опасность миновала, все стали острее переживать свою беду. Поэтому, очевидно, и боцман Витек, помыслы которого минуту назад были направлены лишь на поиск шлюпки, вдруг раздраженно отчитал спасенного. Неспроста и капитан мрачно насупился. Он перебирал в уме события дня, анализировал свои действия, убеждался, что в сложившейся ситуации никак иначе поступить не мог; и раздражался все больше, понимая, как несуразно все получилось. Какое-то фатальное стечение обстоятельств, в которых для него — капитана! — был запрограммирован лишь один неминуемый план действий. Только этот, и никакой иной!
Василий Степанович то и дело оглядывался назад, на неводную площадку, на которой валялись куски сетного полотна, обрывки тросов, «нитки» пенопласта. Это тоже злило капитана. Наконец он не выдержал и вызвал боцмана.
— Выбросить за борт, — чеканя каждое слово, приказал Шрамко Витьку и махнул рукой в сторону площадки.
— Есть! — ответил Витек и понимающе посмотрел на своего командира.
И оба они — капитан и боцман, давно научившиеся читать мысли друг друга, — поняли, что ничто не будет выброшено, а будет аккуратно сложено и убрано в трюм.
Ветер между тем начал залегать так же неожиданно, как и поднялся. Пенный след от винта уже не размывался сразу же за кормой штормовыми волнами, а тянулся на добрую милю по успокаивающейся поверхности моря. Как будто и ветер, и волны, сыграв свою роковую роль в злой комедии, уходили со сцены. Это внезапное благоприятствование погоды тоже бесило капитана. Он знал, что ничего теперь не поправить, ясно представлял себе, что ждет его впереди, — все до мельчайших подробностей.
* * *В то утро капитан проснулся рано — в точно назначенный самому себе срок. Только открыл глаза, как тут же раздался свисток переговорной трубы, проведенной с мостика в его каюту. Свистел вахтенный штурман, которому Шрамко накануне вечером, ставя судно в дрейф, приказал разбудить его в 4 часа 30 минут.
— Я уже встал, — сказал капитан в переговорную трубу.
Роль будильника, опередившего вахтенного, видимо, сыграл первый луч солнца, которое только что выглянуло оранжевым краешком из-за бирюзовой черты горизонта. Луч ударил прямо в иллюминатор капитанской каюты.
Когда Василий Степанович поднялся на мостик, его очаровала чистота и тишина в природе. Такой безмятежный покой редко случается у Курильских островов. Океан лежал как зеркало — ни рябинки. На синем небе — ни единого штриха. Воздух, настоянный на пахучем рассоле моря, казалось, можно пить, смакуя губами. В незатуманенной дали скалистый берег острова Парамушир был отчетливо виден. И за 30–40 миль, прислушавшись, можно было уловить ухом вздохи могучего океанского прибоя. В 10–15 кабельтовых к северу также дрейфовал, заглушив двигатели, средний рыболовный траулер. Капитан знал, что это «Нырок», с которым они вчера целый день безрезультатно бороздили воды в поисках рыбы и договорились вместе подождать утренней зорьки. «Да, зорька выдалась что надо, — удовлетворенно сказал про себя капитан, — если здесь есть косяки сельди, они обязательно поднимутся к поверхности — и тогда можно будет сделать замет на всплеск».
Едва успел Шрамко об этом подумать, как море прямо под бортом вскипело и ослепительно засеребрилось с тихим шелестом. Всплыл косяк. У капитана даже перехватило дыхание. Рука машинально потянулась к красной кнопке аврального сигнала. Тотчас во всех помещениях сейнера раздались резкие, будоражащие людей звонки. А уже через минуту по палубе за-грохали кованые каблуки тяжелых рыбацких сапог. Раздались выкрики: «Готов, готов, готов». Все заняли свои места для замета.
Капитан между тем не спешил. Он давно приучил себя сдерживать рыбацкий пыл. Замет такой сложной снастью, как кошельковый невод километровой длины, требует большого искусства и осторожности. Порывы сети — сутки простоев.
У Василия Степановича была и другая причина осторожничать. Позавчера он получил на плавбазе новый капроновый невод взамен хлопчатобумажного. Эта чудесная снасть занимала на неводной площадке в пять раз меньше места, нежели прежняя, работать с ней команде было намного легче. Например, просушивать ее не требуется, напротив, рекомендуется периодически смачивать капроновый невод из брандспойта. А старый, просмоленный громоздкий невод, бывало, развесишь на палубе, как солнечный денек выдастся, словно шалаш какой идет по морю, а не корабль. Сейнер «Олым» одним из первых оснастили капроновым кошельком. Выдавая его, капитан-директор плавбазы сказал:
