Станислав Жейнов - Другой

— Ммм… ты уже в норме?! — прошептала на ухо, куснула мочку.

— А, когда было иначе?

— Мммм… сссс!..

— Как думаешь, сколько сейчас?

— Не знаю милый… три-четыре… Мы спать сегодня будем?

— Обязательно. Но если я засну, то это на сутки… Я потерплю, побуду еще немножко с тобой. Знаешь, я все-таки поставлю воду на кофе… и пойду покурю.

— Глеб, не уходи… Будь рядом.

— Я буду рядом. — Встал, поднял с пола халат, одел, потом подошел к трюмо, выдвинул шкафчик, достал телефон, включил; завибрировал в руках, запищал.

— Ого! Сколько непримятых вызовов… — удивился я. — Машенька, только от тебя двести звонков…

— Я звонила тебе, целую неделю.

В коридоре заиграл Машин телефон, он был в сумочке, принес, положил возле Маши.

— Это ты мне звонишь?

Показал жестом, чтобы взяла трубку.

— Я слушаю, — говорит.

— Ну здравствуй Машенька.

— Здравствуй любимый. Почему ты так давно не звонил?

— Свет мой, столько дел…

— Не обманывай… небось и сейчас с бабой какой-нибудь…

— Ну, что ты?.. Я на работе.

— В четыре утра?

— Строгий начальник увеличил рабочий день.

Я послал Маше воздушный поцелуй, прошел на кухню, поставил кипятиться чайник.

— Глеб… мне скоро надо уходить… Она тебе уже звонила?

— Не знаю. Я посмотрю, по не принятым….

— Она придет в обед, может раньше… — сказала Маша. — Она сегодня… то есть вчера, приходила. Никогда, она не была такой злой… Дала мне сутки, сказала если потом увидит нас вместе, у тебя будут неприятности.

— Вот как? Хорошо, я поговорю с Димой… Рановато она начала права качать…

— Она права. Столько тебя ждала…

— Никогда не ждала, — говорю.

— Ждала-ждала, ты ничего об этом не знаешь… а я знаю. Ха-ха… наверно, думаешь, бросит тебя скоро, да?

— Была такая мысль…

— Нет, Глеб. Нет, — сказала тихо, грустно. — Ты привыкнешь к ней, вы срастетесь, станете одним целым, станете семьей. Ты такой… Ты домашний. А она… она еще покажет тебе, как умеет любить.

— Почему, твой брат так поступает? Ты ведь, тоже сестра… тоже, хочешь счастья…

— Он думает, что я сильная, а она слабая… ей надо помочь.

— А ты сильная?

— Когда с тобой.

Чайник вскипел, сделал Маше чай, себе кофе, отнес на подносе в комнату.

— Куда ты опять?

Поцеловал ее.

— На балкон, покурю.

— У меня телефон садится.

— Я быстро. — Вышел на балкон, прикрыл за собой дверь, закурил. Город, как на ладони. Но я не люблю утренний город; он сейчас пустой и грустный, а вот вечером…

— А с ним ты какая? — спрашиваю. — Слабая или сильная?

— С ним, как со всеми… Знаешь, а ведь между нами до сих пор ничего не было… ничего…

— Зачем, ты это говоришь? Разве я тебя в чем-то упрекал? Мне не нужна эта ложь… Машенька — я уже свыкся с той правдой, которая есть.

— Это правда.

— В тот вечер я ждал тебя, видел как ты садишься в его машину, а потом видел вас в парке…

— Знаю. Я слышала твой телефон… Я просто жалела его Глеб. Между мной и им ничего не было и уже не будет, слышишь?

— Не вернешься в Москву?

— Нет. Я не люблю его. И Москву не люблю.

Я усмехнулся: — Да… Ты, с твоим темпераментом и год без секса… Какая че-пу-ха… Ха-ха… Вранье, а приятно… Знаешь, ты всегда так говори…

— Не хочешь, не верь…

— Знаешь, между мной и Таей тоже ведь ничего не было!

— В который раз, не было?

— Ни в который… мы с ней только общались и все.

— А вот это уже вранье! — немного разозлилась.

— Нет Машенька… Правда!

— Клянись!

— Клясться не буду, просто скажу — честно. Ты знаешь: если я говорю "честно", значит — честно.

— Хм… Знаешь, ты тоже так говори…

— Скажи, приятно?!

— Да, мне понравилось… Но ведь это неправда. Я знаю, что ты спал с ней.

— Правда-правда Машенька, верь мне….

— Ты Лиде, будешь изменять?

— Да… с тобой. Много, много раз. И вообще, ты родишь мне ребенка…

Она рассмеялась: — Ха-ха-ха, — а потом, печально так: — Нет Глеб, это наша последняя ночь. Мы больше не будем встречаться.

— Я проснусь, и ты будешь рядом, и завтра, и послезавтра, и… если захочу, у меня будет еще три дня отпуска. А потом… делайте со мной что хотите. "Потом" — я себе уже не принадлежу. Но эти три дня — ты будешь со мной. С братом твоим — договорюсь, и Лиде, что-нибудь навру. Три дня. Маша — только три дня, мне больше не надо.

Отключила телефон, вышла на балкон, укутанная простынею, обняла меня сзади, прижалась.

— Хорошо, — говорит. — Три дня… а потом — мы просто друзья. Обещай. Обещаешь?

— Обещаю.

— Клянись.

— Честно!

— Клянись! — настаивала она.

— Честно-честно!

— Ну хорошо.

Постояли, помолчали несколько минут.

— Холодно, — говорит Маша. — А там, было холодно?

— На озере? Нет, там было хорошо. Прижмись сильнее. Во-от так…

— Ты хорошо отдохнул?

— Да, на удивление, очень…

— А Сергею понравилось?

— Думаю, да.

— А этот — Игорь, так хорошо пел… всем так понравился… И мне он очень понравился. Красивый парень.

— Мне тоже, — говорю, — понравился.

— Подружились?

— Да, подружились. Хотя… уже и не знаю…Что значит — "красивый"? А я?..

— Я тебя люблю, — поцеловала меня в шею. — Расскажи про Онегу.

— Про Онегу… — задумался:

— Твои глаза похожи на Онегу утром, — сказал я. — Я скучал по тебе, и когда просыпался, то шел к воде, и тога мне казалось, что ты совсем рядом.

Да, у Маши — серые, глубокие глаза. Я очень люблю ее глаза… А ночью, Онега становится черной, блестящей… Такие глаза были у Саши. Жгучие, страсные.

Онега бывает капризная и ревнивая, но бывает и другая: спокойная, ласковая. В ветер волны закручиваются, как кудри непослушных волос, падают на знакомые черты. Я вижу ямочки на щеках, пухлые губки… А когда ветра нет, волны маленькие, накатывают на берег, оставляют на песке причудливо изогнутую полосу, так напоминает она Машины светлые волосы, что упали на ее обнаженную спину, и я гляжу в спокойную воду и опять передо мной лицо: прекрасные черты… такое доброе, такое родное…

КОНЕЦ