Георгий Кубанский - «На суше и на море» 1962
11 марта ушел последний корабль-ледокол «Северный ветер», и связь с внешним миром прервалась на 7–8 месяцев.
На другой день мы получили печальное известие о смерти шестидесятивосьмилетнего адмирала Ричарда Берда, выдающегося американского полярного исследователя, руководителя американских антарктических экспедиций 1929–1930, 1933–1935, 1939–1941 и 1946–1947 годов и основателя Литл Америки. Получены телеграммы с соболезнованием от руководителей советской, французской, английской, новозеландской и других антарктических экспедиций.
Жизнь на станции шла своим чередом. Были организованы кружки математический, испанского языка, радиодела и даже класс изучения Библии. Члены научной группы регулярно читали своим коллегам популярные лекции по своей специальности. Издавалась еженедельная печатная газета «Пингвин-пост».
На станции была широко развита радиолюбительская связь. Благодаря ей многие зимовщики имели возможность в течение всего года неоднократно разговаривать по радиотелефону со своими родными, друзьями и знакомыми на родине.
Комната, в которой находилась любительская радиостанция, не пустовала ни днем, ни ночью. Желающих поговорить с родными всегда было много; молчаливым напоминанием о том, что надо знать меру и надолго не захватывать радиотелефон, служила свешивающаяся с потолка веревочная петля.
24 апреля в последний раз над Литл Америкой показался краешек солнца. Наступила полярная ночь. После захода солнца состоялась торжественная церемония спуска флага.
До 1 июля — дня начала Международного геофизического года — осталось чуть больше двух месяцев. Научные наблюдения шли полным ходом. Оборудование, приборы и аппаратура действовали хорошо. Центр погоды приступил к составлению и анализу полного комплекса приземных и высотных карт погоды. Регулярно передавались в эфир результаты анализа и обобщенная сводка метеорологических данных всех антарктических станций.
Сейсмологи замерили толщину льда шельфового ледника Росса в районе Литл Америки. Оказалось, что под нами 250-метровая толща льда, а станция расположена на высоте 43 метров над уровнем моря.
Ежедневно слушаю последние известия из Москвы. Из Мирного я получил радиограмму, что в передаче для советских полярников примет участие и моя семья. Волнение, охватившее меня, передалось и моим коллегам. К назначенному часу на радиостанции собралась почти вся дежурная смена. Но — напрасно. Передачи слышно не было. На другой день от Алексея Федоровича Трешникова на имя Альберта Крэри пришла радиограмма, в которой запрашивалось согласие связаться с Мирным по радиотелефону, чтобы передать для меня запись на пленке.
И вот наконец-то Литл Америка слышит голос советской южнополярной обсерватории Мирный! На лицах присутствующих довольные улыбки. Брус Лиски тащит магнитофон, радисты его подключают. Я слышу теплые слова привета советских полярников, от которых меня отделяют почти три тысячи километров. Затем доносятся голоса родных. И хотя слышимость не особенно хорошая, радости нет конца. По окончании передачи со всех сторон посыпались вопросы. Я рассказал, что такие передачи для полярников Арктики и Антарктиды Московское радио устраивает регулярно. Кто-то воскликнул: «Ну, от нашего радио такого не дождешься!»
Зимние штормы уже сделали свое дело. Весь поселок погребен под метровым слоем снега. На поверхности торчат только трубы, мачты антенн и две башни. Температура упала до минус 35–40 градусов. В туннеле образуется легкий туман. Выходы из туннеля расчищаются бульдозерами. Были приняты меры противопожарной безопасности, повешены дополнительные огнетушители, установлены противопожарные' посты. Пожар в Антарктиде — одно из самых тяжелых бедствий и может привести к катастрофическим последствиям.
Наши ежедневные прогулки в районе станции пришлось ограничить. Уходить далеко в такую темень небезопасно — попадаются трещины. В клубе поселка установили проигрыватель. Подобралось несколько человек любителей оперной музыки. Хозе Альварес, врач-стоматолог Адамс, начальник связи Питер Рейнольдс, Рональд Тэйлор и я с большим удовольствием слушали «Тоску», «Чио-Чио-Сан», «Риголетто», «Травиату», «Севильского цирюльника». Хотя пластинок с записями русских и советских композиторов не оказалось, однако я узнал, что мои коллеги хорошо знают и любят Чайковского, Бородина, Глинку, Шостаковича, Прокофьева.
Бойко торговала поселковая лавка. На каждого зимовщика завели кредитный листок, куда вписывались стоимость всех закупленных товаров. Лавка имела вполне «цивилизованный» вид. На полках были аккуратно разложены сигареты и табак различных сортов, кремы для бритья и бритвенные принадлежности, хотя больше половины всех зимовщиков усиленно отращивали бороду и усы. Жареный земляной орех в консервных банках, шоколад, конфеты, мыло, стиральный порошок, носки, носовые платки, фото- и кинопленки, лампы-вспышки, конверты, бумага, марки, минеральное и обычное пиво — все это находило большой спрос. Во избежание чрезмерного употребления пива, на него установили лимит: не более сорока банок в месяц.
Раз в месяц устраивался официальный вечер отдыха для военных моряков, на который приглашались и научные работники. В таких случаях ужин отменялся. В зале отдыха устанавливали буфетную стойку, на которой расставляли бутылки с виски, соки. Доктор Адамс был главным виночерпием. Около буфетной стойки появлялись столы с холодной закуской и пирогами. Тут же в зале отгораживали эстраду, которую занимал самодеятельный джаз. Капеллан Золлер с аккордеоном, радиотехник Боб Грейс с губной гармошкой, фельдшер Батлер с гитарой, Дик Чаппель, аккомпанирующий на маленьком электропианино, — вот обычный состав джаза. Самым примечательным инструментом был большой оцинкованный таз. Из дырки, проделанной в центре таза, протягивали тросик к верхнему концу полутораметровой рейки. Нижний конец рейки упирался в дно таза. При пощипывании тросика слышались звуки, напоминающие контрабас. Ударяя ногой в крышку таза, можно было превратить его в ударный инструмент. На нем иногда играл кэптен Дикки. Как правило, джаз выступал в «форме» — широкополых самодельных войлочных шляпах и с цветными платками на шее.
Фельдшер Батлер украшал себя еще и ковбойским расписным поясом с кабурой, из которой торчала рукоятка револьвера. Выступала и «ледяная труппа», ставившая веселые скетчи на злобу дня. Душой театра и любимцем всех зимовщиков был никогда не унывающий, остроумный, мастер на все руки океанограф Билл Кроми.
В Литл Америке были и поклонники рок-н-ролла. Молодой радист Бойд Рассел до изнеможения копировал «короля» рок-н-ролла Эльвиса Пресли. Я как-то спросил радиста, обладавшего приятным голосом, что он находит хорошего в подражании Пресли. Рассел удивился моей отсталости. Я невольно рассмеялся, а он, смутившись, заметил: «Но ведь это модно у нас».
