Анатолий Марченко - Звездочеты
И здесь, в деревянной, замшелой сторожке местного охотника, разгорелась отчаянная, непримиримая дискуссия. Спорили до хрипоты, и, казалось, не будет конца этому спору. Есть нефть в Сибири или нет ее — в этом вопросе никто не хотел идти на компромиссы: и те, кто утверждал, что есть, и те, кто доказывал, что нет. Разуверившиеся — тон в этой группе задавал Игорь — говорили, что хватит обманывать самих себя, хватит пускать на ветер государственные деньги, особенно сейчас, когда идет жестокая, не на жизнь, а на смерть, война.
Те же, кто верил в удачу, говорили, что все эти доводы — жалкая попытка оправдать свое отступничество, сойти с трудной дороги, ведущей к цели, и что поисками нефти как раз и можно помочь фронту. Когда гитлеровцы рвутся к Баку и Грозному — сибирское черное золото становится во много крат ценнее и дороже.
Спорили долго, а потом, усталые, злые, так и не пришедшие к единому мнению, повалились спать.
Ирине спать не хотелось. Она вышла из насквозь прокуренной избушки. Тайга плеснула ей в лицо студеным, пронзительно чистым ветром. Рядом, в каменистой расщелине, билась река. Казалось, берега не выдержат — и разъяренные потоки воды вот-вот хлынут на сторожку. Все вокруг поглотила тьма.
Ирина стояла, отдавшись воспоминаниям, и все они — далекие, еще московские, и близкие — тюменские, зримо встали перед ней.
«Собственно, чему удивляться? — размышляла Ирина, тщетно пытаясь успокоиться. — Разве не каждый проходит через это? Сначала восторг, взлет, ликование, стремление ввысь, а потом сомнения, колебания, спуск с высоты, гибель иллюзий…. Даже государствам был уготован такой путь. Подъем, наивысший расцвет, а затем увядание, потеря былого величия, оскудение… И только фанатичные усилия археологов давали людям возможность узнать о том, что в некоем веке жило-было некое государство. Вроде государства Урарту… Но при чем здесь Игорь Шестопалов? Тоже мне, государство в государстве… Понятно, можно разлюбить человека, разочароваться в нем, но разочароваться в цели жизни? Это значит перестать быть человеком. Предать свою мечту? Помнишь, ты же не задумываясь, не колеблясь пошла вслед за ним, кинулась, как в омут, бросив все, чем жила, забыв о Легостаеве, о сыне. Игорь увлек тебя неистовой одержимостью. Впрочем, только ли одержимостью? Этим ты всегда оправдывала свой уход, когда мысленно говорила с Легостаевым. Нет, нет, тебя увлекла любовь, Игорь был первым, кого ты полюбила еще девчонкой, тогда, в институте. Потом тебя очаровал Легостаев. Но первая любовь не прощает отступников, она возвращается как возмездие. Так случилось и с тобой…»
Черная, грозно насупившаяся тайга вдруг загорелась тысячами огней, будто звезды упали на нее да так и запутались в косматых ветвях. Ей почудилось, словно мимо пронесся сверкающий огнями, грохочущий экспресс, ввысь взмыли самолеты, на берегу реки вздыбились высотные, с веселыми окнами дома и буровые вышки.
«Так было бы здесь, если бы мы не отступили, — подумала Ирина, прощаясь со сказочным видением. — Так было бы…»
И вдруг ей пришла в голову простая и ясная мысль о том, что Игорь отступает сейчас не потому, что перестал верить в сибирскую нефть, а потому, что разлюбил ее, Ирину, и видит спасение в бегстве от нее. «Неужели это? — спросила она себя, похолодев от своей догадки. — Неужели именно это?»
Ирина шагнула к двери сторожки и с отчаянной решимостью открыла ее. На нарах, сколоченных из жердей, спал Игорь. Она не видела его, но слышала, как прерывисто и неспокойно дышит он и что-то бормочет во сне, — видимо, продолжает еще доказывать свое.
Ирине вспомнилось, с какой надеждой смотрел он на нее во время спора, стараясь понять, за кого она. Но она сидела невозмутимо, как сама тайна. Вспомнилось и такое: как-то, в тайге, они поссорились, спустя некоторое время Игорь искал примирения. «За один твой поцелуй отдам всю Сибирь». «Всего лишь Сибирь? — усмехнулась она. — Дешево, если она к тому же без нефти…»
Что же случилось с Игорем? Ведь он молод, талантлив, умеет добиваться своего. Неужели он уедет? Нет, она не даст ему уехать. Он еще найдет нефть.
Ирина шагнула в темноту, больно ударилась коленкой о сучковатую жердь. Нащупала нары и села рядом с Игорем.
— Кто это? Кто? — сонным голосом спросил Игорь.
— Это я, — сказала Ирина.
Игорь взметнулся с нар, чиркнул спичкой.
— Что случилось? — Он зажмурил глаза и снова раскрыл их. Желтоватый огонек от спички мотыльком вспорхнул по лицу Ирины и потух.
— Я понимаю, ты устал, измучился, я все понимаю, — сказала Ирина. — Но это пройдет, ты отдохнешь, и пройдет. Главное — верить, верить!
Игорь молчал.
— Скажи, — продолжала Ирина, — скажи честно, ты бежишь от меня?
— Нет, — глухо ответил он. — Я люблю тебя. Как и прежде. Но клянусь тебе: здесь нет нефти! Нет!
— Есть! — убежденно возразила Ирина. — И ты найдешь ее. Вместе со мной. Вместе с теми, кто верит.
— Нет! — зло закричал он. — И уходи! Ты любишь не меня — ты любишь свою проклятую нефть!
«А вот Легостаев, тот бы не отрекся, — неожиданно для самой себя подумала Ирина. — Это даже немыслимо себе представить, чтобы он отрекся».
Теперь, когда Ирина вернулась в Тюмень одна, а Игорь улетел в Москву, чтобы, воспользовавшись приглашением и поддержкой своего старого, чрезвычайно влиятельного друга, осесть в столице, все происшедшее в таежной сторожке казалось ей жалким и никчемным.
Она твердо решила продолжать геологоразведочные работы, надеясь убедить главк в необходимости разведки и зимой, когда можно будет бурить на закованной льдом реке. В докладной записке, которую она составила уже в Тюмени, Ирина доказывала, что именно в зимнее время нужно организовать разведочное бурение на реке и на основе полученных результатов определить масштабы дальнейших изыскательных работ.
Управляющий, прочитав докладную Ирины, молча протянул ей несколько листков бумаги с машинописным текстом. В глаза бросились строки:
«Разведочное бурение на Тавде ликвидировать…»
— Здесь речь идет о Тавде, — глухо сказала Ирина. — А я говорю о Шаиме.
— Закончим войну, — устало сказал управляющий, протирая запотевшие стекла очков, — вот тогда, возможно, возьмемся и за Шаим. Хотя, как утверждает Шестопалов…
— Ваш Шестопалов — предатель! — гневно перебила Ирина.
— Как можно бросаться такими словами? — все так же невозмутимо спросил управляющий.
— Ладно, — вздохнула Ирина. — Только попомните мои слова: нефть из Шаима придет в Тюмень, пусть в двадцать первом веке, а придет!
— Придет, — согласно кивнул управляющий. — Придет, если имеется в наличии.