Георгий Кубанский - «На суше и на море» 1962
«Брат мой, золота в твоей стране столько же, сколько песка…» И это золото стекалось в священные храмы Карнака многие сотни лет. Тысячи и тысячи рабов умирали от зноя и жажды в рудниках Аравийской пустыни, серой лепешкой и просяной кашей довольствовался трудовой люд, и везли, везли золото карнакским жрецам бога Амона.
Но что золото. Разве можно измерить золотом тысячелетний каждодневный труд целой армии народных мастеров, сооружавших и украшавших Карнак. Их творческий гений и вдохновение воплотил в себя великий и неповторенный дворец.
Сколько сложнейших расчетов и изобретательности потребовалось древним египетским архитекторам и строителям! До сих пор остаются загадкой некоторые их творения в Карнаке.
Священный пруд. Огромное сооружение, выложенное массивными каменными плитами. Дно его расположено выше уровня воды в Ниле. Во время половодья на реке пруд высыхает, проходит разлив — пруд вновь наполняется водой. Казалось, должно быть наоборот… Раскопки вокруг пруда не обнаружили каких-либо подземных тоннелей.
* * *Такси везет нас к храму Хатшепсут. Автомобиль несется с предельной скоростью. Узкая дорога петляет в ущелье, но шофер не сбавляет хода даже на самых крутых поворотах. Мы закрываем глаза, каждую минуту ожидая столкновения. Но опасения напрасны. Вот уже и последний поворот. Горы расступаются. Слева видны зеленеющие поля, редкие пальмы и широкая река, справа каменистая, выжженная солнцем пустыня и подернутые призрачным маревом горы.
Храм легендарной женщины-фараона Хатшепсут высечен в обрывистых коричневатых скалах Дейр-эль-Бахри. Три горизонтальные террасы, просторные и ровные, уступами поднимаются одна над другой. Белые колоннады. Некогда это был один из самых богатых храмов Египта. Даже полы в нем, так же как и в Карнакском дворце, украшали золотые и серебряные плиты.
Дворец строил Сенмут, возлюбленный Хатшепсут, талантливейший архитектор Древнего Египта. Талант и любовь сотворили чудо. Говорят, красиво то, что просто. Как не согласиться с этим, глядя на произведение Сенмута. Оно прекрасно своей простотой.
Люди долго любуются в музеях на статуи Хатшепсут. Мягкий овал лица, нежный округлый подбородок, миндалины глаз, маленький рот, в уголках которого замерла чуть приметная улыбка… Как одухотворенно и красиво это лицо, сколько в нем женского обаяния! Кажется, вот-пот приоткроются эти губы и молвят какие-то неизвестные мелодичные слова… Но они молчат, подернутые манящей улыбкой.
Изумительные рисунки покрывают стены в храме Хатшепсут. Вот снаряжается экспедиция в далекую страну Пунт. Собираются воины, садятся на длинные гребные суда. По знаку кормчего в такт поднимаются и опускаются весла, вокруг плавают рыбы, кружатся птицы. Поход окопчен: несут слоно-ные бивни, ростки драгоценных деревьев в кадках.
Египетское изобразительное искусство необычайно жизненно. Здесь все: сбор податей, заседание суда, измерение поля, пахота, сев, сбор урожая, охота, врач у постели больного. Сценка в погребке: веселые гуляки приводят в чувство захмелевшего товарища. А вот цирюльник бреет рекрутов. Двое из них, устав ждать своей очереди, сладко уснули в тени развесистой сикоморы…
В рисунках древних египтян нашлось место всему человеческому. Тут и радость, и печаль, и юмор.
На знаменитом Туринском папирусе изображено несколько интереснейших картинок. Осел, наряженный знатным вельможей, замахнулся жезлом на кошку, а та, стоя на задних лапах, подобострастно склонилась перед разгневанным повелителем. Мыши штурмуют кошачью крепость. На колеснице, повергая в прах врагов, мчится мышиный царь. Как не узнать в мышином царе «победоносных» фараонов, изображениями подвигов которых испещрены все древние храмы Египта!
Кошки пасут уток. Шакал играет на флейте и гонит в поле коз с козлятами. Да это же деревенский староста «оберегает» своих подопечных феллахов. Доверили козлу капусту…
При раскопках в Эль-Амарне нашли изображение, при взгляде на которое не может не дрогнуть человеческое сердце.
Фараон Эхнатон и его жена красавица Нефертити горько рыдают у смертного ложа дочери. Утешая жену, Эхнатон осторожно поддерживает ее за руку. Сколько потрясающей силы в нескольких скупых линиях, сколько чувства вложил в них безвестный художник.
В гробнице Кенамона есть рисунок, на котором изображена женщина, играющая на лютне. Сквозь тончайшую прозрачную ткань просвечивают легкие очертания стройного тела. Маленькие округлые груди, тонкая талия, высокие покатые бедра.
Долго смотрел на этот рисунок наш знакомый венгерский журналист, человек немолодой, много видевший и испытавший за свою жизнь. Не выдержал, обернулся к нам.
— Подумать только, этой картине почти четыре тысячи лет! Нет, это уже не мастерство. Это волшебство! Теперь рисуют хорошо, иногда очень хорошо, но так не умеют, не умеют…
Мы все в знак согласия молча кивнули головой.
В. Расторгуев
С АМЕРИКАНЦАМИ В АНТАРКТИДЕ
Очерк
ПУТЬ ОТ МОСКВЫ до Новой Зеландии занял шесть дней. С калейдоскопической быстротой проносились под крылом самолета города и страны, моря и острова. И вот я в маленьком новозеландском порту Литтелтоп, куда 12 января 1957 года должен прийти американский корабль «Куртисе», на котором мне предстояло плыть к берегам Антарктиды. В день прибытия корабля меня разыскал доктор Векслер — один из руководителей американских исследований в Антарктике по программе Международного геофизического года. С ним мы и направились на корабль, где находился основной состав зимовщиков для нескольких американских антарктических станций. Доктор Векслер представил меня доктору Лоуренсу Гулду, председателю Американского антарктического комитета, и моим будущим коллегам по работе.
В каюте доктора Гулда была устроена пресс-конференция для новозеландских и американских корреспондентов. Меня пригласили принять в ней участие. Доктор Векслер в кратком выступлении доложил о планах Американской антарктической экспедиции. Затем корреспонденты забросали меня градом вопросов. Я рассказал о создании советских антарктических станций, о санно-тракторных поездах, о программе наших научных исследований.
Доктор Векслер, хорошо осведомленный о Советской антарктической экспедиции, любезно приходил мне на помощь, когда я не мог найти достаточно точных английских терминов. Комментируя мой рассказ о предполагающемся создании станций «Восток» и «Советская», доктор Векслер заявил корреспондентам, что это. дело чрезвычайно трудное. Задают и вопрос, на который мне впоследствии приходилось отвечать много раз: «Есть ли у вас на антарктических станциях женщины?»
