Счастливчик - Войцех Жукровский
Не обращая внимания на кудахтанье кур, стрекот цикад, притаившихся под кровлями, и тупое, медлительное, размеренное постукивание водяной мельницы, Роберт напряженно вслушивался в то, что происходило вокруг. Неподалеку журчала вода, падающая из бамбукового желоба, уложенного на скрещенных жердях. От плеска струи жара казалась еще сильнее, хотелось пить. Листья банановых деревьев, росших по склону холма, беспокойно трепетали под слабым ветерком.
«Они терпеливы, как и полагается восточным людям», — думал Роберт, наблюдая за поведением своих товарищей. Майор сидел, опустив голову, приложив большой палец к сжатым губам. Коп Фен по-крестьянски примостился рядом, но карабин держал таким образом, чтобы в любую минуту из него можно было выстрелить. Минуты, отмеряемые ударами песта водяной мельницы, тянулись невыносимо.
— Долго мы так будем ждать?
— До захода солнца, — поднял голову Сават, — перед тем как стемнеет, мы должны вернуться на шоссе.
— Я могу походить по деревне?
— Если хочешь, но только вдвоем с Коп Феном.
Маляк прислонился к изгороди, которая неожиданно прогнулась под ним так, что пришлось судорожно за нее ухватиться. «Сават не хочет, чтобы я уходил далеко, он думает, что эти мео могли оставить самострелы, стоит приоткрыть дверь — и отравленная стрела… А может, они передвинули лестницу и установили ее на край западни — ямы, ощетинившейся остриями пик? Ну, раз уж я заикнулся, теперь нужно идти, нечего было к нему приставать. А мог ведь спокойно сидеть в джипе, загорать и думать о Тари. Дурак я, что влип в эту историю!»
Он снял с плеча сумку и повесил ее на забор. Потом потянулся, нервно зевая. И пошел по вытоптанной дорожке на звук льющейся воды. Коп Фен вскочил, как будто подброшенный пружиной, и обогнал его на полшага.
Высокий забор огораживал мельницу, чтобы куры не могли добраться до зерна. Из бамбуковой трубы серебристой дугой лилась струя воды, медленно наполняя огромную чашу до тех пор, пока она не перевешивала тяжесть песта. Плечо опустилось, хлестнула вода, и, заскрипев втулками, пест погрузился в рисовое зерно.
Маляк опустил руки в блаженно холодные струн, обмыл лицо, полил себе на шею, смочил волосы. Только теперь он почувствовал легкое дуновение ветерка.
— Пить ее можно? — спросил он солдата, заранее зная, что все равно напьется, даже если нельзя.
— Это родниковая вода, они ее провели с гор. — Коп Фен показал на бамбуковые трубы, воткнутые одна в другую, сочащиеся искрами в тех местах, где они соединялись. Трубы вели прямо в джунгли. — Подержи-ка мой карабин…
Коп Фен сбросил гимнастерку и подставил шею под струю; вода стекала по его спине. Потом набрал воды в ладони, несколько раз прополоскал рот и нос и только после этого, прикрыв от удовольствия глаза, начал пить, гулко глотая. Маляк даже позавидовал солдату: казалось, тот с каждым глотком становится толще. Вода текла у Коп Фена по шее. Остановившаяся мельница молчала.
Внезапно Роберт почувствовал на себе чей-то взгляд. Он дернул солдата за руку:
— Кто-то прячется под лачугой.
Солдат вырвал у него карабин. Полураздетый, с каплями воды, поблескивающими на безволосой, бронзовой от загара груди, он сделал два шага вперед. Потом громко приказал человеку приблизиться.
Из глубокой тени вышел, хромая, старый крестьянин. Калека. Вместо ступни, отрезанной по самую лодыжку, у него была бамбуковая трубка, обмотанная веревкой. Он что-то кричал, говорил как будто сам с собой, а может, просто проклинал непрошеных гостей.
— Что он говорит?
— Чтобы мы оставили их в покое, потому что рис они уже отдали королевским солдатам. Нужно отвести его к майору…
Но Хонг Сават уже стоял рядом с ними.
Маляк со злостью всматривался в толстые губы крестьянина, насупленные брови и нетерпеливые жесты которого наверняка здесь означали совсем не то, что в Европе. Майор рассмеялся, и они не спеша вернулись к камням.
Хромой мео проковылял в тень, растворился между столбами, поддерживающими хижины.
— Он сказал, что люди ушли работать в поле. Я ему крикнул, что он врет, — ведь пока не наступил сезон муссонов, в поле работы не бывает, земля как камень. Так он говорит, что деревенские, мол, пошли в лес по нужде. Все разом? Зачем ты врешь, спрашиваю, да еще так глупо? Созывай мужчин на совет, мы приехали насчет соли, нас только трое. Вас же больше, вам нечего бояться.
— И он их позовет?
Послышалась частая дробь барабана — она отдалась эхом в джунглях, разнесясь по долине из конца в конец.
— Уже сзывает, — шепнул Сават.
Они всматривались в чащу леса. Показались трое мужчин, потом еще четверо. Ружей у них не было, только длинные, как мечи, ножи в деревянных ножнах, доходящих до колен. Рядом, обгоняя мужчин, бежал босой мальчишка, выкрикивая что-то. Людей сопровождали собаки.
— Идут. Держитесь спокойно. Делайте только то, что я скажу, — приказал майор.
— Целая толпа, — забеспокоился Коп Фен. — Что-то их многовато…
— Повесь карабин на плечо. Да, их уже слишком много, — подтвердил Сават и пошел навстречу мео.
Сквозь рейки из расколотых бамбуковых стволов, согнувшихся под тяжестью толпы, Роберт видел сваи, поддерживающие воздушные клетушки лачуг, черные спины брюхатых буйволов, навоз, от которого шел терпкий запах. Он следил за спокойными жестами Савата, что-то терпеливо объяснявшего недоверчиво потупившимся крестьянам. Оконный проем давал возможность видеть близкие, слегка увядшие листья банановых деревьев, сероватые стволы, за которыми поднималась высокая гора, поросшая джунглями. Серп, заткнутый за жердь под камышовой крышей, потемнел от сока недавно сжатой травы, рукоять его была отполирована ладонью жнеца. Этот серп, восточную саблю, легко можно было выхватить из-под крыши и предательским ударом перерубить шею отвернувшемуся врагу.
— О чем говорит майор? — наклонился Роберт к сидевшему на корточках солдату.
— Да все о том же. Они, мол, получат соль из фронтовых запасов, только пусть помогут перенести нам боеприпасы. Это всего лишь несколько дней пути, а сейчас сухой сезон, идти большой компанией — одно удовольствие.
Мео сидели на корточках, наполовину обритые головы их отсвечивали желтизной; они глазели по сторонам, медля с ответом. Мужчины передавали из рук в руки толстый чубук бамбуковой водяной трубки и, прикрыв глаза, с удовольствием вдыхали дым. То и дело кто-нибудь из них прочищал трубку и набивал ее щепоткой изжеванного, скатанного в шарик табака. Женщины, сидевшие позади мужчин, кормили грудью детей, нервно почесывались, что-то вскрикивали, но мужчины делали вид, что ничего не слышат.
— Майор говорит, что,
