Чоновцы на Осколе - Владимир Аркадьевич Долин (Белоусов)
«Лечите тут, — говорят, — что хотите берите, хорошо заплатим…»
Еле растолковала им, что без больницы обойтись нельзя, гангрена может начаться.
— И что же?
— Уговорила в конце концов. Вместе и приехали. Я слезла у дома, а раненого в больницу повезли… Что творится кругом, не поймешь! Вот и думаю: в Борках у свекра тебе будет хорошо. Борки далеко от слободы, там тихо, спокойно, отдохнешь, поправишься…
Ночная стрельба на огородах, убитый патрулями бандит и раненный в руку парень, отправленный сестрой в больницу, — все это в мыслях Василия имело прямое отношение друг к другу и связывалось в одно целое. «Видно, бандиты направлялись за спрятанным в беседке оружием и налетели на засаду наших товарищей, посланных Стрижовым…»
Разговор с сестрой напомнил Василию об Афоне Горобцове, и он решил тут же его проведать. Он зашел на кухню, где мать мыла посуду.
— Мама, я с Женей ненадолго схожу в больницу навестить Афоню Горобцова.
— Сходите проведайте. Только почему с пустыми руками? Так к больному другу не ходят. Минутку подождите, я вам сейчас чего-нибудь соберу.
Мать принесла из кладовки кусок ветчины, отрезала полбуханки пшеничного ситника, завернула в чистую холстину и протянула Василию.
— Вот снесите ему гостинчика, пусть хлопчик поправляется. В больнице не очень-то сладко кормят.
В больнице молоденькая палатная сестра, стараясь выглядеть как можно старше, строго спросила:
— Что-то вы, ребята, зачастили к Горобцову? Уж все бы вместе приходили… Только что Катюша Буланова приходила, теперь вы.
— Мы, Маруся, к нему ненадолго. Продукты передадим и уйдем, — выступая вперед, ответил Женька. — Это мой брат из армии на побывку приехал. — И, обращаясь к Василию, добавил: — Ты не стесняйся, Вася, это наша комсомолка Маруся Ткаченко, дочка директора нашей школы. Она, вроде тебя, в Красную Армию собиралась уйти. В солдаты ее не взяли, так она сейчас тут на сестру медицинскую обучается, чтоб все-таки на фронт удрать, — скороговоркой, тоном взрослого объяснял Женька.
Василий мельком окинул взглядом стройную фигуру девушки в белом халате и пожал протянутую ему маленькую смуглую руку.
— Что же с вами, товарищи, делать? Проходите, только без шума. К нам сегодня новый больной поступил, очень беспокойный и странный парень. Руку ему ампутировали, спит сейчас после наркоза.
Василий насторожился.
— А что у него с рукой?
— Правая рука пробита разрывной пулей. Большая рваная рана, порваны сухожилия, раздроблена кость, начиналась гангрена. Вопил, ругался, уверял, что руку напорол на вилы, пытался убежать из больницы. Но с хирургом нашим Леонидом Францевичем Османовским много не поговоришь. Позвал санитаров, положили парня на операционный стол, на лицо — хлороформовую маску, и руки у парня как не бывало. Сейчас после операции спит.
— Мы на одну минутку. Будем вести себя тише воды, ниже травы, — заверил сестру Василий, открывая в палату дверь.
В просторной, залитой солнечным светом комнате стояли шесть коек. На четырех из них лежали больные.
Афоня Горобцов лежал на койке у окна, против входной двери. Забинтованная по колено нога его покоилась поверх одеяла на подложенной подушке. Афоня сразу узнал Василия и встретил его как старого знакомого счастливой мальчишеской улыбкой.
— Здравствуй, воин, — полушепотом приветствовал его Василий.
— Какой я воин? — принимая слова Василия как насмешку, с горькой обидой в голосе тихо произнес Афоня. — Боюсь, что теперь мне армии никогда не увидеть. Вдруг хромым отсюда выйду?
— Ты поменьше о ноге думай. У меня не такая рана была. Два ребра перебиты, из левого легкого доктор щипцами осколок вытянул, и то зажило. Одна метина на теле осталась. Важно кость крепкую, рабочую иметь, — ободряюще говорил Василий, — все можно выдюжить, ни пуля, ни снаряд не возьмут.
— Вот, паренек, мать наша прислала тебе за спасение моего брата гостинчика. Поправляйся, дружить с тобой будем, — сказал важно Женька, положив на тумбочку сверток и выкладывая из карманов захваченные по собственной инициативе коржики. — Еще чего будет нужно, скажи.
— Спасибо, — с растерянной улыбкой поблагодарил Афоня. — Ко мне комсомольцы тут приходили, обещали штаны и рубашку принести. Моя одежда вся в крови, и штаны пополам доктор распорол. Скажите им, чтобы не забыли, а то не в чем будет из больницы выйти. Книжка если найдется интересная, принесите…
— Все сделаем. И книг принесем. Про Робинзона Крузо читал? — спросил Женька.
— Читал. И про детей капитана Гранта, и про таинственный остров, и про всадника без головы… Когда в школе учился, читал. Мне бы рассказы и повести Гоголя. Они смешные и страшные. Я бы тут всем вслух почитал.
— Приволоку тебе и Гоголя. У нашего председателя ревкома все шкафы книгами забиты. На днях был у него по делу. Ну и книгами поинтересовался. А он спрашивает: «Любишь читать?» — «Люблю!» — говорю. Он мне и предложил: «Приходи, бери любую, Владимир Ильич Ленин комсомольцам больше читать советует». Ну, я пообещал заходить! — прихвастнул Женька.
Пока мальчики говорили о книгах, Василий осмотрел палату.
На соседней с Афоней койке лежал бородатый дядька. Голову его и левую сторону лица закрывал толстый слой ваты и бинтов. За ним, на другой койке, сидел интеллигентного вида молодой человек в пенсне с наголо обритой головой. Сквозь расстегнутый ворот больничной рубахи видна забинтованная грудь. Судя по всему, это были работники комбедов или сельсоветов, пострадавшие в борьбе за укрепление советской власти на селе.
В углу, у самой стены, оглушая палату храпом и свистом, лежал рыжеволосый парень лет двадцати двух. Большой рот его был полуоткрыт, широкие ноздри похожего на грушу носа раздувались, как у норовистого коня. Это, видимо, и был тот странный беспокойный больной, о котором говорила Маруся Ткаченко.
«Где-то я с ним встречался?.. Но где? Когда?» — Как ни напрягал Василий память, так и не мог вспомнить. К тому же помешала Маруся. Она вошла в палату и показала на дверь рукой, давая понять, что гостям пора уходить.
— Это и есть «странный беспокойный парень», что лежит в углу? — спросил у Маруси Василий, выйдя вслед за ней в коридор.
— Он, рыжий, брови усиками…
— Как его фамилия?
— Сказал, что Щепочкин. А документов у него нет. Говорит, украли на базаре, а новых еще не выправил.
— Прошу вас, Маруся, присмотрите за ним, к нему на свидание никого не пускайте. А я к вам сегодня еще загляну с товарищем Стрижовым или Шорниковым.
Выйдя из больницы, Василий попросил Женьку сбегать в ревком узнать, есть ли там Стрижов
