Сьеджин Пасторос - Городок у бухты

— Вас интересует, почему мать сменила имя и фамилию? — спросила Клаудия гостя.

— Да, для меня этот факт был неизвестен до недавнего времени, — ответил Джош.

— Я вас понимаю. Но стоит ли копаться в прошлом, если минуло столько времени? — высказала своё мнение дама.

— Кое-что случилось в нашей семье, что даёт мне право на поиск истины. Не так давно я узнал, что мой отец не загадочный мужчина, а реально существующий человек, к сожалению уже в преклонном возрасте и с плохим здоровьем, — Джош ещё переживал рассказ сына о событиях в Бэйвиле.

— Вот как? — удивилась Клаудия. — И что же вы узнали о вашем отце?

— То, что он известный учёный, Доктор медицинских наук. Но мне не понятно, почему мать сначала сменила имя в надежде показать своё родство, а потом сообщила, что была неродной. Логика такого поступка не укладывается в моей голове, хотя я думал, что способен понять многое в этой жизни.

— Но понять женщину, которая решилась на эксперимент под влиянием человека одержимого наукой, затем почувствовала проявление материнских инстинктов и осознала глубину совершенной ошибки, не просто, — Клаудия посмотрела на собеседника изучающим взглядом.

— Какой эксперимент? — заволновался гость.

— Я долго общалась с вашей матерью в процессе смены имени. Она мне многое рассказала. И о том, как согласилась дать свой материал для работы Доктора, как у неё появились сомнения в правильности такого шага, и как она сбежала из лаборатории. Вы правы, ваш отец, я не уверена, что вспомню правильно фамилию, что-то славянское, Ми…

— Милькевич, Станислав Милькевич, — помог Джош.

— Верно, Станислав Милькевич. По рассказам Алисы это был одержимый до фанатизма человек. Вы сказали, что он ещё жив?

— Да, мой младший сын только что вернулся из города, где живёт отец, но они не встретились из-за болезни… папы, — ответил Фостан.

— И что вы хотите узнать от меня, если ваш отец может сделать это лучше? — удивилась женщина.

— Я уже сказал, мне не понятно, почему мать так поступила, несколько раз сменив своё решение рассказать мне правду. И где истина теперь? Отец лежит с больным сердцем…

— Алиса, сильно переживала за вас. Понимая, что вы не простой ребёнок, увидевший свет не из чрева матери, а из медицинского аппарата, позволяющего вынашивать детей, — Клаудия сделала паузу, наблюдая за реакцией гостя, — она старалась, чтобы другие люди этого не знали. Я её прекрасно понимаю, как мать, как женщина. Поверьте, тяжело чувствовать себя родным человеком, матерью, если знаешь, что в ребёнке течёт твоя кровь, а трудности беременности и родов тебя не коснулись. Она постоянно боролась с противоречивыми чувствами, но боялась хоть с кем-то ими поделиться. В то время мы и познакомились. Я должна была узнать истинные причины её желания сменить имя, так предписывают инструкции. И не думала, что узнаю такие шокирующие подробности. Но я её не осуждала, а глядя на переживания, даже сочувствовала и пыталась поддержать. Думаю, что у меня получилось. Алиса часто приходила в гости, пока я сама не забеременела. Видимо вид другой женщины с животом расстраивал её. Тогда мы стали встречаться реже, а когда у меня родилась Сьюзан, так Алиса и вовсе престала заходить. Мы виделись лишь иногда, на улице или в магазине, и она подходила только в тех случаях, когда рядом не было дочери.

Рассказ Клаудии настолько потряс Джоша, что ему было трудно поверить в необычность собственного появления на свет. И как подтверждение слов Клаудии, экстрасенс ощутил прилив особых чувств, появляющихся в моменты, когда ему удавалось найти то, что искал, решая проблемы обращавшихся к нему просителей. На мгновение его разум помутнел, уступая наплыву сильных ощущений. Потребовалось приложить немало усилий, чтобы продолжить разговор и вернуться в состояние реальности.

— Но если она так переживала, почему в детстве настойчиво говорила, что она моя приёмная, а не настоящая мать? — пытался понять Джош.

— Я могу только предполагать, — ответила Клаудия с досадой. — Чужая душа — потёмки. Может быть, она боялась, что вы её осудите, когда вырастите и будите больше понимать. Тем более жизнь без отца, в неполной семье, это так сложно. Возможно, ей хотелось продолжать скрывать то, что вы были выращены искусственно, начиная с зачатия и до момента рождения. Я бы точно вела себя неадекватно. Не знаю как, мне страшно даже предположить такое, но могу допустить, что переживала бы каждую минуту. Мне приятно отметить, что, не смотря на душевные муки, Алиса осталась психически нормальным человеком. А это говорит об огромной силе характера.

Джош почувствовал, что проницательная женщина заметила его состояние и то, как он с ним справился.

— Спасибо, — поблагодарил он за оценку. — Для меня это очень тяжело слышать. Я очень любил мать и не думаю, что способен её осудить. Как бы там ни было, она подарила мне жизнь, вырастила и воспитала. Я не представляю, что моё к ней отношение может измениться.

— Я слышала, что вы хороший человек, хотя были и такие, кто на вас сердит, — улыбнулась Клаудия. — Я была бы рада, если бы смогла помочь вам пережить семейную трагедию. Но вы очень сильный человек, надеюсь, что справитесь.

— Это не трагедия, — ответил гость. — Хотя, как посмотреть, — Джош сделал короткую паузу. — Могу я спросить о вашей семье?

— О моей семье? — удивилась женщина.

— О Сьюзан, — пояснил собеседник. — У меня живёт парнишка, который является наследником Ала Брейкмана, Виктор. Ваша дочь заявила права её сына на наследство, Боба; якобы в венах мальчика тоже течёт кровь покойного бизнесмена.

— Я не общаюсь с Сьюзан уже пять лет, — резко ответила Клаудия. — После того, как она занялась упорным продвижением по карьерной лестнице, наши взгляды на жизнь разошлись. Боб часто навещает меня и помогает с общественными делами, но Сьюзан лишь изредка звонит, делая вид, что справляется о здоровье. Может показаться странным, но мой ассистент по общественным связям общается с дочерью чаще, чем я о ней думаю. Сьюзан интересует, чтобы моя деятельность всегда отражала и её имя. Для политики это важно — общественное мнение. А что касается Ала, то они не могли быть вместе. Мой прадедушка, Жан Лярош, эмигрировавший из Франции в девятнадцатом веке, имел внебрачного сына, от которого и начался род Брейкманов, осевших в нашем городе. По всем правилам, ни я, ни Ал, не могли допустить кровосмешения. Так что это исключено.

— Получается, что если капнуть глубже, то в деле о наследстве могут появиться новые претенденты, — допустил Джош.

— Нет, — уверенно ответила женщина. — Семья Лярош, ещё двести лет назад отвергла любые притязания Брейкманов на имущество, а главное — имя славного рода. Мэтью Брейкман — дед Ала, лишился любой возможности быть причастным к нашей семье. От того, как рассказывал дед, простолюдины занялись бизнесом, чтобы превзойти французских родственников в богатстве. Они думали, что деньги сделают их великими и позволят показать превосходство над родом, который их так обидел. Благодаря этому Брейкманы стали одной из богатейших семей в городе. Но Бог не слеп и почти все мужчины этого семейства, как принято говорить, горели на работе. Я помню, что Ал чуть ли не единственный перешагнувший шестидесятилетний рубеж. Остальные просто вымирали, в молодом, полном сил возрасте или не были способны оставить наследников.