Григорий Гребнев - Пропавшее сокровище. Мир иной
И вот в одно приветливое летнее воскресное утро на Кузнецкий мост явились все одиннадцать книжников-бригадмильцев. Среди них был молодой техник Иван Волошин.
Иван Волошин и раньше встречал здесь Фенимора Куприна, не раз видел, как тот менял «Деньги» на деньги. Сегодня, заметив быстро промелькнувшие Темные очки, он незаметно пошел за спекулянтом. На этот раз Человек-невидимка торговал уже не «Деньгами», а романом с очень странным названием. Волошин слышал, как Фенимор Куприн, подойдя к толстому мужчине в светло-сером габардиновом костюме, конфиденциально сообщил ему:
— «Блеск и нищета куртизанки Нана». Знаменитый запрещенный роман…
Габардиновый гражданин, видимо, не был новичком в книжных делах. Он пожал плечами и сказал опорным басом:
— Вы что-то путаете, милейший. «Блеск и нищета куртизанок» — это роман Бальзака. А «Нана» — роман Золя.
— Не волнуйтесь, гражданин, — с достоинством обнищавшего испанского гранда ответил Фенимор Куприн, — я знаю, что «Нану» написал Эмиль Золь, а «Куртизанок» сочинил Бальзак. Но в этой запрещенной книге оба романа переплетены вместе. А рвать их мне невыгодно.
— Ах, вот оно что! — удивился толстяк. — Но откуда вы взяли, что романы Бальзака и Золя кто-то запрещал?
— Это как раз неважно, гражданин. Там есть все, что интересно мужчине, — не сдавался Фенимор Куприн. — Пальчики оближете.
Оперный бас хотел возразить еще что-то, но Фенимора Куприна уже тянули за рукав:
— Сколько?…
— Полторы сосны…
— Бери третью половину.
— Хо-хо! Поищи, посвищи…
Иван Волошин стоял совсем рядом со спекулянтом. Он уже хотел взять его за руку и пригласить в отделение милиции, но вдруг заметил, что с Фенимором Куприным произошло что-то странное: забыв о куртизанках и о своем покупателе, спекулянт застыл на месте, как охотничья собака, почуявшая дичь. Он даже снял очки и устремил вдаль пристальный взгляд.
Волошин проследил за его взглядом, но ничего особенного не заметил: книжники, подгоняемые милиционерами, перекочевывали с места на место, выкрикивая на ходу:
— Меняю «Голову профессора Доуэля» на «Всадника без головы»!
— Есть «Идиот», нужен «Милый друг»!..
— Меняю «Тридцатилетнюю женщину» на «Куклу»!
Но что же все-таки заметил в нестройных рядах охотников за книгами «орлиный глаз» Фенимора Куприна?
Тут автор должен на время оставить бравого бригадмильца Волошина и анекдотического типа Фенимора Куприна и обратить внимание читателя на фигуру, совершенно нетипичную для книжной толкучки…
Талантливый советский поэт, умерший в тридцатых годах и писавший исключительно прозой, в одной своей повести сказал:
«Странность, помноженная на странность, дает естественность. А что может быть естественнее случайности?…»
Вот такая случайность и привела в то воскресенье маленькую и круглую, как сказочный колобок, старушку в рыжем летнем пальто, Клавдию Антиповну Куликову, на Кузнецкий мост, где Иван Волошин охотился за Фенимором Куприным.
С кошелкой, наполненной французскими книжками Ламартина, Вийона, Верлена и других подобных авторов, Клавдия Антиповна уже побывала в книжной лавке писателей, но там ей объявили:
— Иностранных книг не берем.
И, лишь взяв в руки последнюю книгу, извлеченную Клавдией Антиповной из ее вместительной кошелки, товаровед задумался. Книга была необычная: толстая и увесистая, с плотными, явно не бумажными пожелтевшими листами, она не имела верхней крышки переплета и титульного листа. Тем не менее опытный товаровед сразу же понял, что перед ним какая-то редкость.
«Пергамент… Язык древнегреческий… Гм!.. Надо показать Алексею Васильевичу…» — подумал он и пригласил старушку в кабинет директора.
Алексей Васильевич Симаков умер недавно, в 1956 году, но тридцать лет своей трудовой жизни он отдал книгам. Это был один из тех букинистов, которых шутя называют «академиками». Пожалуй, не было ни одной книги, изданной в дореволюционной России и в Советском Союзе, которая не побывала бы в руках у Алексея Васильевича. Случалось, что к нему попадали и редкие, ценные книги. В этом случае он всегда помнил один незыблемый закон советских букинистов: место ценной, редкой книги не на прилавке, а в музее или в государственном книгохранилище. Взяв в руки древнегреческую книгу с пожелтевшими пергаментными листами, Симаков тут же разъяснил Клавдии Антиповне, что ей следует отнести старинную книгу в Государственную библиотеку имени Ленина. При этом он растолковал старушке, как попасть в Ленинскую библиотеку, и даже снабдил ее запиской к заведующему рукописным фондом.
Старушка отправилась в путь, но прошла лишь квартала два и вдруг наткнулась на серьезное препятствие: как новое море, разлившееся по воле человека там, где раньше был обыкновенный асфальтовый тротуар, встала перед Клавдией Антиповной густая толпа. Бедная старушка с трудом пробивалась через подвижное скопище книжных болельщиков. А тут еще какие-то мужчины, старые и молодые, стали пугать ее и оглушать страшными вопросами:
— Шпионов нет ли, мамаша?
Клавдия Антиповна в ужасе крестилась:
— Что ты, сыночек! Какие такие шпиёны?
Но вот к ней подошла девушка в зеленом шелковом плаще.
— Это они про книжки спрашивают, бабушка, — смеясь, пояснила она. — Книжки у вас есть?
Старушка подозрительно огляделась:
— А зачем им мои книжки?.
— Купить хотят, бабушка. Здесь книжный рынок.
Клавдия Антиповна подумала и сказала:
— Книжки есть. Да я их в магазин несу и в библиотеку.
Обступившие старушку книжники зарычали, как целый хор «варяжских гостей»:
— Успеешь в магазин, бабка. Ты их нам покажи.
Старушка была очень удивлена:
— Да как же это? Прямо на улице?…
Девушка улыбнулась и хотела уже отойти, но вдруг услыхала:
— Да и не русские они. Французские книжки.
Книжников будто струей из шланга обдало, они сразу же утеряли всякий интерес к старухе и к ее кошелке. Но девушка вернулась и спросила:
— А какие у вас французские книжки? Я читаю по-французски.
— Да не знаю, доченька. Я в них ничего не понимаю. Книжки ведь не мои, чужие.
И как раз в эту минуту перед Клавдией Антиповной возник Фенимор Куприн…
Нужно сказать, что женщинам всего мира Фенимор Куприн предпочитал именно таких старушек, в кошелках которых иной раз можно было откопать старинные романчики, за которые даже букинисты рисуют в накладных трехзначные цифры…
Фенимора Куприна несколько смутило, что книжники отхлынули от старушки, хотя вблизи не было ни одного милиционера.
