Игорь Бондаренко - Красные пианисты
Дорога пошла вверх. Кончился сосновый лес, обступавший шоссе с двух сторон. Начинались альпийские луга. Растительность становилась все беднее. Мотор уже хрипел, как загнанная лошадь. На этой высоте ему не хватало кислорода. Чем выше они поднимались, тем холоднее становилось. Сначала показались редкие островки снега. У перевала снег лежал толстым ковром. Дорога, конечно, была расчищена, но постепенно по ее краям росли снеговые стены. Местами эти стены были очень высоки, и создавалось впечатление, что ты едешь по туннелю.
Келлер не спускал глаз с «фольксвагена», который неотступно шел следом.
Только узкая лента асфальтированной дороги, зажатая двумя снежными стенами, и широкая лента синего неба — вот все, что можно было теперь видеть. Близилась высшая точка перевала. Достигнув ее, Келлер увидел внизу зеленые дали.
День стоял солнечный, и воздух был прозрачен.
Вниз «опель» Келлера бежал легко. Его приходилось все время придерживать, как скаковую лошадь. Но капитан не часто дотрагивался ногой до тормоза: пусть бежит. Скорость нарастала. На поворотах машину слегка забрасывало — жалобно пели шины. А преследователь не отставал. Капитан был спокоен. Его голова была ясной. Это было знакомое чувство. Перед операцией у Келлера всегда была ясная голова.
Снежные стены закончились. Снега становилось все меньше. Огромные валуны лежали теперь вдоль дороги. Повороты стали более крутыми, но они были ограждены прочными железобетонными столбами.
Капитан глянул в боковое зеркало и увидел преследователя. Похоже, что тот улыбался. Келлер тоже улыбнулся — его лицо передернула гримаса. Фак, конечно, не мог видеть этой гримасы. Он видел только спину капитана, широкую спину и тяжелый затылок.
Келлер начал снова нервничать: нужного поворота не попадалось.
Скоро они настигнут Клингена, а втягивать его в это дело капитан не хотел.
«Внимание! Впереди ремонтные работы! Скорость ограничена!» — огромные плакаты, нарисованные яркой краской, бросались в глаза. Но Келлер не сбавил скорость. Рабочих на дороге не было: воскресенье, все отдыхали. Келлер даже увеличил скорость, а его машина, как магнитом, тянула за собой машину Фака. Тот тоже ехал без опаски: тормоза были хорошими.
Показался крутой поворот с глубоким обрывом справа. Келлер в последний раз глянул в зеркало и… нажал до отказа педаль, открывающую люк запасного бака с машинным маслом. Оно выплеснулось на дорогу, черное и густое, растекаясь вширь. Келлер представил, как преследователь сейчас впился в педаль тормоза, пытаясь остановить «фольксваген». Но как только колеса коснулись масляной пленки, машина стала неуправляемой. Ее понесло боком к бордюру. Келлер увидел еще на миг напряженное, но все еще не понимающее и, главное, не верящее в близкую смерть лицо человека и услышал через секунду его крик: «А-а-а-а!..»
* * *Гарвей услышал легкий взрыв, а проехав две петли, увидел, что откуда-то снизу, из ущелья, поднимается дым. Подъехав к мосту, где шли ремонтные работы, он резко затормозил: шоссе здесь было залито маслом. Увидев следы автомобильных шин, Питер все понял. Это был излюбленный прием гангстеров, когда они уходили от полиции: выплеснуть под колеса догоняющих тебя мотоциклистов или автомобилей масло.
Гарвей вылез из кабины и подошел к краю обрыва. Внизу, где бежал тоненький ручеек, дымились остатки «фольксвагена».
Помочь тому, кто лежал там, под обломками машины, было уже невозможно. Разумнее всего в данной ситуации было поскорее отъехать от этого места.
Гарвей сел в машину и включил первую передачу: ехать надо было очень осторожно, чтобы благополучно миновать масляное поле на асфальте. Мотор работал на минимальных оборотах, и все-таки «кадиллак» два раза вильнул задом. Наконец Питер выбрался на чистую дорогу. Американец дал газу, а машина помчалась вниз. По отпечаткам протектора могли легко обнаружить, что он проезжал место аварии.
«Сообщить в ближайшем городке о случившемся?..» — подумал было Гарвей. Но он не мог этого сделать: его наверняка задержали бы как свидетеля. А он спешил. Он связался по радио с машинами своих коллег, сообщил им, в каком направлении шли машины Клингена и Келлера, и наказал встретить их на развилке у Европейского моста и продолжать преследование. Сам же он решил ехать кратчайшим путем, чтобы скорее пересечь границу.
* * *О том, что произошло на перевале Гроссглокнер, Клинген не знал. Несколько часов тому назад он благополучно пересек границу ФРГ и проехал Майнц. Теперь дорога шла по рейнской долине.
Рейн был справа, слева возвышались скалы. Близился вечер, но Рейн жил своей обычной, напряженной жизнью. По его гладкой сероватой поверхности скользили белые пассажирские теплоходы и черные — грузовые. Маленькие, но сильные буксиры тащили громоздкие баржи, догруженные по самую ватерлинию.
На правом берегу показался старинный рыцарский замок. Внешне он сохранил свой облик, но внутренние его помещения были оборудованы под гостиницу и ресторан. Клингену приходилось бывать здесь не раз.
Клаусу всегда нравились эти маленькие рейнские города, сохранившие свою причудливую архитектуру. Крупные города Германии во время войны были разрушены. Вновь отстроенные, они походили друг на друга — стекло, бетон… Маленькие же рейнские города сохранились. Они были точно такими же, как и много веков назад.
Но Клинген думал сейчас не об этом. Дорога была долгой, и он чувствовал себя очень усталым: голова стала тяжелой и неясной, ноги и руки — будто ватные… Уж не заболел ли он? Самым скверным было то, что он испытывал какую-то подавленность. Что это? Предчувствие?
Чепуха.
Ему хотелось лечь и ни о чем не думать. Наверное, он все-таки заболел. Жары он не ощущал, но было душно, и открытые окна не помогали. Он глянул в верхнее зеркало и увидел, что Маргарет, склонив голову на спинку заднего сиденья, спит. Надо было именно в этот день, в этот последний, ответственный момент ему заболеть! Клинген уже не сомневался в том, что заболел. Но чем? У него не болело горло, вообще ничего не болело, только вот голова… Было такое ощущение, что все происходящее вокруг — нереально. Вот он переключает скорость, обгоняет впереди идущую машину, сигналит велосипедисту, который выскочил на проезжую часть дороги, и… будто все это делает не он, а кто-то другой, будто все это происходит во сне, когда являешься как бы игрушкой в руках каких-то могущественных сил: хочешь повернуть вправо, а ноги несут тебя влево, кто-то настигает тебя, ты убегаешь от опасности, а ноги и земля — все как резиновое, бежишь, бежишь — и на месте… Но он же не спит. Он отчетливо видит дорогу, в боковое зеркало — машину Келлера. Где-то сзади идет «кадиллак» Гарвея, а на заднем сиденье — Маргарет, которая спит, а может, притворяется, что спит. Это все его враги, и они хотят завладеть этой маленькой коробочкой, спрятанной в рулевой колонке. А в этой коробочке — тысячи смертоносных бацилл… Стоит ее только открыть — и они расползутся, и тогда… Что за бред? Клаус тряхнул головой, как бы желая избавиться от наваждения, охватившего его. Нет! Надо остановиться.
