А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман
Мы обнаружили, что гора Корковадо досягаема. На ее вершину, к подножию гигантской каменной фигуры есть дорога. Наша машина ловко карабкается вверх по очень узким улочкам, которые справедливее было бы назвать горными тропами. Повстречался трамвай, короткий, очень узкий, открытый со всех сторон и облепленный снаружи пассажирами. Карабкаются в гору дома, часто обшарпанные, сильно запущенные.
По обочинам дороги стоят или сидят люди. Много людей. Явно убивают время, которое некуда девать. Стоит нашей машине остановиться из-за встречного транспорта или какой-либо иной помехи, как тут же около нас возникают два-три человека и начинают жестами руководить действиями Марсии. Когда препятствие оказывается позади, они подходят к окну водителя, жестами же показывая, что им полагается плата за работу. Марсия небрежно отмахивается: а мы, мол, тебя и не нанимали. Да и что с нее возьмешь – прокурор она все-таки. Впрочем, на лицах незванных помощников разочарования нет – видно, они не очень-то и рассчитывали на вознаграждение.
С вершины горы открывается волшебная картина: белый город раскинувшийся в горной чаше на берегу редкой по красоте голубой лагуны. И я теперь понимаю, как далеко в океане видел с капитанского мостика тот поляк эту огромную каменную фигуру на высокой горе.
…Продолжаем знакомиться с родственниками. На этот раз едем к Лее – вдове другого моего двоюродного брата Лейба, о смерти которого – помните? – не знали в семье Кармен. Лея – популярный в Рио-де-Жанейро художник. Она работает в пластической технике, постоянно участвует в выставках. Невысокого роста, в годах, она просто источает неукротимую энергию.
Нас принимают в огромной гостиной, где даже массивный письменный стол выглядит как-то несерьезно. Мы знакомимся, и я думаю о том, как много мы все потеряли в Союзе, год за годом разменивая свои жизни, таланты, способности на никчемную заботу о считанных квадратных метрах жилья, куске колбасы, одежде – десятилетиями мы добывали их по знакомству, нередко в обход закона и в ущерб другим людям. На такую вот стабильную, размеренную, созидательную жизнь, как у моей родни, не оставалось ни сил, ни ресурсов. Да мы и не понимали, что такая жизнь вообще существует.
Я совсем не собираюсь разносить в пух и прах нашу бывшую страну. Просто было на свете такое нескладное государство с его недостатками и его правилами игры. Кто оказался в том государстве, тот и был обделен судьбой.
…Лейб, сын Аниты, тоже был судьей. Как и Залкинд, он не удовлетворялся только своей службой во славу закона. Глубоко творческое начало, присущее всей семье Пятигорских, было сильно и в его натуре. Лейб совершил, с моей точки зрения, настоящий творческий подвиг – один, без каких-либо помощников, кроме своей верной жены Леи, он написал и издал ни много ни мало, а юридическую энциклопедию. Фолиант величиной в несколько томов Большой Советской энциклопедии. Я попробовал испытать этот справочник с “русской” стороны, спросил о Вышинском и тут же получил статью о печально известном сталинском генеральном прокуроре.
Лейб умер полтора десятка лет назад. За это время подрос и остепенился его без сомнения талантливый сын Феликс (он тоже участвовал в нашей встрече). Сейчас Феликсу 37 лет, он адвокат. И замечательно, что сын не оставил забытым гигантский труд своего отца. Феликс сел за отцовский письменный стол, осовременил энциклопедию, перевел ее на диск CD. Энциклопедия Лейба получила новую жизнь и стала теперь доступна всем пользователям компьютеров.
Творческое начало присуще еще одному члену этой примечательной семьи – дочери Лейба Тане. Она живет с двумя детьми здесь, в США, в Сан-Франциско и работает в журналиатике.
На нашей встрече в доме Леи присутствовал еще один человек – моя двоюродная сестра Марта. Когда мы ехали туда, Кармен и Марсия в один голос утверждали, что труднее всего будет разговаривать с Мартой, потому что она не знает английского, владеет лишь португальским и идиш. Но тут я был спокоен: если Марта знает идиш, с ней вполне сумеет поговорить моя жена Бира.
Пока знакомились, улыбались друг другу, все шло лучше некуда. Но вот мы сели за большой обеденный стол и под руководством Леи приступили к трапезе. Я посмотрел на Марту и сказал:
– Давай поговорим…
Видно было, что сестра сама с волнением ждала этого момента. Она набралась духа и выпалила на идиш с десяток смачных еврейских ругательств наподобие “Ин дрерд арайн”, “Мишигене коп”, “А цорес ин дайн коп”… Выпалила и замолкла довольная, расслабленная, хитро улыбающаяся. Оказалось, что кроме этого она больше ничего на идиш не помнит – время стерло память, с годами ушел язык.
Но мы все-таки сумели поговорить – кое-какой запас английского у Марты нашелся. Эта достойная женщина живет без мужа. У нее большая семья – четверо детей и пятеро внуков. Пятый ее ребенок, Марсия, умерла тридцать лет назад. Ее дети стали экономистом, инженером, врачом, профессором. Словом, все стоят на твердых ногах.
…Фуникулер медленно ползет вверх, все шире раскрывая перед нами панораму Рио-де-Жанейро. Города, в котором живет примерно девять миллионов человек и который является крупнейшим научным и культурным центром континента Южная Америка. Мы едем на его вторую высшую точку – гору Сахарная Голова. С ее вершины открываются виды, от которых дух захватывает. Мы видим одновременно и город, и бирюзовый, совсем не такой, как в Нью-Йорке, Атлантический океан. Видим убегающий вдаль пляж Копакабана и знаем, что длина золотых пляжей Рио – 80 километров. Мы видим, что бухта имеет неширокий выход в океан. В этом месте еще в старину были построены форты, которые надежно прикрывали город от вражеских вторжений. Хотя, как мне помнится, Бразилия, кроме как с Парагваем в девятнадцатом веке, никогда ни с кем всерьез не воевала и главная задача ее армии состояла в том, чтобы поставлять реакционных генералов-диктаторов к руководству страной.
Отсюда, с большой высоты Сахарной Головы, хорошо видно, как человеческое жилье карабкается в горы. Там, где появляются поселки, сразу же возникают дороги, специальные ограждения, подпорки, призванные сделать жизнь даже на крутизне удобной и безопасной.
* * *
Счастлив не тот, кто
