Даром (СИ) - Каляева Яна
А вот Даров, которые заставляли бы другого измениться навсегда, то есть по сути превращали одного человека в другого, нет. Дары, направленные на других, не делают глупых умными, злых — добрыми, равнодушных — любящими. Что бы ни стояло за Одарением, оно сохранило за нами свободу воли.
Катя продолжает жаловаться на жизнь:
— С работы тоже пришлось уйти. Это ведь миф, будто сексапильная секретарша поднимает престиж фирмы. На самом деле скандалы и кривотолки никому не нужны. Устроилась официанткой, хотя мне уже двадцать восемь, колени не те, и спина ноет. Да, я могу сделать так, что любой посетитель мужского пола, от пионера до пенсионера, испытает желание схватить меня за задницу; большинство сдерживаться не станут. Но… зачем это? Что это дает? Ты мне сразу понравился, я решилась — была не была… Но как-то… все-таки я не готова, прости.
— Ничего страшного, все хорошо, Катюх.
У меня тоже все настроение пропало от этих откровений.
— А у тебя никому из знакомых секретарь с опытом, хорошим английским и профессиональным владением экселем не нужен?
Ну надо же, на ловца и зверь бежит — как раз в понедельник думал вывесить вакансию, а то достало самому принимать звонки. Заживем с опытным секретарем! Вот только… секретарша-нимфа? Виталя и так неуправляемый — надо мне, чтобы он еще и на сотрудницу слюни пускал? Да и сам я… как Катя тогда на меня глянула, у меня же соображалка отвалилась совсем, вся кровь на метр ниже перетекла. В баре оно, конечно, волнительно, а вот на работе мне это нафига? И Нина Львовна может не обрадоваться такой помощнице; знает ли она, что нимфа — не обязательно прошмандовка? Не проще ли нанять обычного секретаря с каким-нибудь безобидным Даром?
С другой стороны… человек ведь не виноват в своем Даре. Как я недавно презрительно кривился на корпоратов, записывающих сотрудников с неправильным Даром в люди второго сорта. А сам чем лучше?
— Только никакого применения Дара на работе, — говорит Катя.
— И в нерабочее время — на коллегах, — киваю я. — Присылай резюме в мессенджер, сейчас номер продиктую. Но учти, зарплаты у нас пока символические. Мы только начали раскручиваться…
* * *
— Желайте хорошего, — говорит женщина со светлыми глазами и протягивает мне листовку. — Пусть Одарение станет новым витком эволюции человечества. А после придет Повтор, о дне же и часе никто не знает. Каждый день живите так, чтобы не было стыдно за свои потаенные желания!
Не люблю макулатуру, но у женщины хорошая улыбка. Обижать ее не хочется, потому беру листовку, чтобы донести до ближайшей урны. Потом вспоминаю, что сегодня у мамы будут Натаха с Юлькой. Племянница, которой шестнадцать лет стукнуло через два месяца после Одарения, в дополнение к обычным пубертатным закидонам чувствует себя обделенной судьбой: как и многие, она отчаянно надеялась, что Дар осенит ее в день рождения — напрасно, этого ни разу ни с кем не произошло, Одарение оказалось разовой акцией. Может, то, что многие верят в Повтор, вон даже листовки печатают, ее немного утешит.
Но Юлька листовкой не впечатлилась.
— В школе достали уже этим Повтором, — кривится племяшка. — Сохраняйте позитивный настрой, сосредоточьтесь на учебе, не думайте о глупостях… Заколебали. Главное, у классухи у самой-то Дар к этому, как его, макраме. Всегда ей было плевать и на нас, и на свой предмет, и вообще на школу. Полшколы плетением этим дебильным увешала, типа красиво. А сколько пафоса — думайте, мол, о будущей профессии…
Юлька бурно жестикулирует и строит рожицы — она слегка гиперактивна, как многие подростки теперь. Надеюсь, это пройдет вместе с остатком прыщей на скулах. Совсем скоро моя племяшка станет красивой девушкой. Пока она даже волосы красит несколько странно — в цвет майонеза, нарочно оставляя темные корни. Я предлагал ей деньги на приличную парикмахерскую, и она обиделась. Оказывается, это такой подростковый шик. Как и бесконечный пирсинг в ушах и бровях — с каждым месяцем его все больше. Надеюсь, есть способ устранить эти проколы, когда Юля подрастет и поймет, что они на самом деле некрасивы.
— Ты становишься взрослой, — улыбаюсь я. — А значит, можешь уже быть снисходительной к другим взрослым. Твоя классная руководительница хочет, чтобы у тебя жизнь сложилась лучше, чем у нее. А самоутверждаться за счет пожилого человека… это некруто, Юль.
Мы сидим в гостиной — из кухни мама с Натахой нас выгнали, чтобы мы не мешали им священнодействовать. Семейные обеды по субботам — дело серьезное, традиция. Даже Олежа ради них откладывал свои катки и отсиживал от салатов до чая с домашним тортом, хоть и портил всем настроение страдальческой миной.
Когда умер отец, мне было семнадцать, Олегу — четырнадцать, а двадцатипятилетняя Наталья переживала драматический развод с Юлькиным горе-папашей. Мама всю жизнь была за отцом как за каменной стеной, и обычная квитанция из ЖЭКа вызывала у нее панику. Так что главой семьи пришлось стать мне. И претензии Натахиного бывшего мужа я разруливал, и оформлением земельного участка занимался, и за Олега вписывался, когда его гопота в школе чморила — вдвоем с Лехой тогда ходили на разборки, а потом в травмпункте врали про падение с великов.
В последующие годы я не женился, хоть и встречался с классными девчонками — ответственности мне хватало и без того. Потому, когда очередная подруга начинала слишком уж тоскливым взглядом провожать встреченных на улице младенцев, я сразу искал способ расстаться друзьями. Получалось не всегда — от одной из девушек я схлопотал после расставания прозвище Неженюсик.
Думал, вот встанет Олежа на ноги, тогда и… Не сложилось. Не встал Олег на ноги. Что же я делал не так?
Хочется пить — на улице снова жара. Смешиваю из минералки и сока два коктейля — себе и Юльке.
— От Каринки понахватался ЗОЖных прикольчиков? — с подозрением спрашивает племяшка.
— Да, от Карины. Она заходила к нам в офис, расспрашивала, как открыть и вести ИП. А у меня бутылка с колой на столе стояла. Карина сказала, у меня хоть лишнего веса пока и нет, но о здоровье подумать надо. Купила в автомате минералку с соком, смешала вот так — с тех пор только это и пью.
— Эх, вот повезло же Каринке…
Карина — подруга Юльки, старше ее на полгода. Семнадцатого декабря девушку занимал извечный женский вопрос: что бы такое съесть, чтобы похудеть. В четыре часа она обнаружила у себя Дар диетолога. Теперь ей достаточно полчаса поговорить с человеком, чтобы составить ему персональную диету, с которой он не будет испытывать ни тошноты, ни голода, однако здоровье его постепенно выправится. Потренировавшись на знакомых, девушка решила открыть консультационный кабинет.
А вот другая Юлькина подруга, отметившая шестнадцатилетие за неделю до Одарения, к ужасу родителей сделалась нимфой. Теперь они боятся выпускать ее из дома. Так что, может, оно и к лучшему, что наша Юлька родилась в феврале, хоть сама она и находит это чудовищно несправедливым.
Говорю ей:
— Я каждый день встречаю людей, разочарованных в своем Даре. И разочаровывающих им окружающих. Может, к лучшему, если теперь люди станут серьезнее относиться к своим желаниям.
— Что, думаешь, будет Повтор?
— Я не знаю, Юль. И никто на самом деле не знает. Смириться с незнанием трудно, потому люди начинают придумывать всякое. Так они чувствуют себя в безопасности, что ли. Нужно определенное мужество, чтобы принимать неизвестность. Смотреть ей в лицо, извини за пафос.
— Но ведь ты веришь, что Олег вернется? — тихо спрашивает Юля.
Не знаю, что ей ответить. Тут, по счастью, входит Натаха с салатницами в обеих руках. Начинается суета с накрыванием стола, в которой Юлькин вопрос благополучно тонет. Но как бы мы ни передвигали стулья, угол, за которым всегда сидел Олежа — Натаха еще вечно поддевала его «семь лет замуж не выйдешь» — остается пустым, и все это чувствуют.
Напротив стола — доска с фотографиями. Наша последняя поездка на море с папой. Олегу двенадцать, лицо густо усеяно веснушками. Он смеется во весь рот, перемазанный огромной сахарной ватой. Ни тени робости и угрюмости…
