Дзен и искусство ухода за мотоциклом: исследование о ценностях - Роберт М. Пирсиг

Джон утвердительно кивает, и я продолжаю:

— Мое личное мнение: интеллект современного человека — не такое уж совершенство. Коэффициенты интеллекта не слишком отличаются. Те индейцы и средневековые люди были так же умны, как и мы, но контекст, в котором они мыслили, был совершенно иным. В том контексте мышления привидения и духи настолько же реальны, насколько для современного человека реальны атомы, частицы, протоны и кванты. В этом смысле в привидения я верю. Знаете, у современного человека ведь тоже есть свои призраки и духи.

— Что?

— О, законы физики и логики… система чисел… принцип алгебраической подстановки. Все это призраки. Просто мы верим в них так истово, что они кажутся реальными.

— Мне они кажутся реальными, — говорит Джон.

— Не улавливаю, — говорит Крис.

Поэтому я продолжаю.

— Например, кажется абсолютно естественным подразумевать, что гравитация и закон тяготения существовали до Исаака Ньютона. Только чокнутый, наверное, будет думать, что до семнадцатого века гравитации не было.

— Конечно.

— А значит, когда начался этот закон? Он существовал всегда?

Джон хмурится, пытаясь понять, к чему я клоню.

— А веду я вот к чему, — говорю я. — До начала земли, до того, как образовались солнце и звезды, до самого первоначального поколения всего закон тяготения существовал.

— Еще бы.

— Сидя в пустоте, не имея ни своей массы, ни собственной энергии, не находясь ни в чьем мозгу, потому что никого просто еще не было, ни в пространстве, потому что и пространства тоже не существовало, нигде — этот закон тяготения все-таки существовал?

Вот теперь Джон, кажется, уже не так уверен.

— Если этот закон тяготения существовал, — говорю я, — то, честное слово, я не знаю, что вещь должна сделать, чтобы не существовать. Мне кажется, закон тяготения прошел все испытания на несуществуемость, которые только есть. Вы не придумаете ни единого качества несуществования, которое бы не нашлось у закона тяготения. И ни одного-единственного научного определения существования, которым бы он обладал. И все-таки по-прежнему «здравый смысл» заставляет верить в то, что он существовал.

Джон говорит:

— Кажется, мне надо будет над этим подумать.

— Ну, тогда я предсказываю, что ты будешь думать над этим достаточно долго и в конце концов поймаешь себя на том, что снова и снова возвращаешься назад — пока не придешь к единственно возможному, рациональному, разумному заключению. Закона тяготения и самой гравитация не существовало до Исаака Ньютона. И ни одно другое заключение не имеет смысла.

А это означает, — продолжаю я, не дав ему перебить, — это означает, что закон тяготения не существует нигде, кроме как в головах людей! Это призрак! Мы все очень заносчивы и самонадеянны, третируя призраки других, но сами становимся столь же невежественными и суеверными варварами, когда дело доходит до наших собственных.

— Почему же тогда все верят в закон тяготения?

— Массовый гипноз. В своей очень ортодоксальной форме, называемой «образование».

— В смысле, учитель гипнотизирует детей, чтобы те верили в закон тяготения?

— Конечно.

— Это абсурд.

— Вы слышали о важности зрительного контакта в школьном классе? Каждый педагог подчеркивает это. Ни один педагог этого не объясняет.

Джон качает головой и наливает мне еще. Он подносит руку ко рту и театральным шепотом говорит Сильвии:

— Знаешь, он всегда производил впечатление такого нормального парня.

Я парирую:

— Это первая нормальная вещь, которую я сказал за последние недели. Остальное время я прикидываюсь безумцем двадцатого века — таким, как вы. Чтобы не привлекать внимания.

Но повторю — для тебя. Мы верим, что лишенные оболочки слова сэра Исаака Ньютона сидели в самой середине небытия за миллиарды лет до того, как он родился, и что он эти слова магически открыл. Они существовали всегда, даже когда ни к чему не применялись. Постепенно появился мир, и они стали применяться к нему. Фактически, сами эти слова и были тем, что образовало мир. Это, Джон, смешно.

Проблема, противоречие, на котором застряли ученые, — разум. Разум не обладает ни материей, ни энергией, но его господства над всем, что они делают, не избежать. Логика существует в умах. Числа существуют только в умах. Я не расстраиваюсь, когда ученые говорят, что привидения существуют в умах. Меня достает лишь вот это «только». Наука тоже — только в твоем уме, и именно это ее не портит.

Они просто смотрят на меня, поэтому я продолжаю:

— Законы природы — человеческие изобретения, вроде привидений. Законы логики, математики — тоже человеческие изобретения, вроде привидений. Вся эта благословенная штука — человеческое изобретение, включая само представление о том, что это — не есть человеческое изобретение. Мир не имеет вообще никакого существования вне человеческого воображения. Все это — привидение, и в древности его таковым и признали: весь этот благословенный мир, в котором мы живем. Он управляется привидениями. Мы видим то, что видим, потому что привидения нам это показывают: призраки Моисея, Христа, Будды, Платона, Декарта, Руссо, Джефферсона, Линкольна — снова, снова и снова. Исаак Ньютон — очень хорошее привидение. Одно из лучших. Ваш здравый смысл — не больше, чем голоса тысяч и тысяч таких привидений из прошлого. Призраки опять и опять. Призраки, которые пытаются найти свое место среди живущих.

Джон, видимо, слишком погружен в мысли, чтобы ответить что-то, но Сильвия возбуждена:

— Откуда ты взял все эти идеи? — спрашивает она.

Я уже почти готов признаться, но потом передумываю. У меня такое чувство, что я уже и так подтолкнул тему к самому пределу, а может — и за него, и пришло время отступить.

Немного спустя Джон произносит:

— Хорошо будет снова увидеть горы.

— Да, хорошо, — соглашаюсь я. — За это по последней!

Мы заканчиваем бутылку и расходимся по комнатам.

Я вижу, что Крис чистит зубы, и на сей раз спускаю ему с рук — но с обещанием, что примет душ утром. По старшинству захватываю постель у окна. Когда свет уже погашен, он говорит:

— Теперь расскажи мне про привидение.

— Я же только что рассказал, во дворе.

— Нет, ты расскажи настоящую историю.

— Это была самая-пресамая настоящая в жизни история про привидение.

— Ты знаешь, какую. Другую.

Я пытаюсь вспомнить какую-нибудь из числа привычных.

— Когда я был мальчишкой, Крис, я знал множество, но теперь все забыл. Пора спать. Нам всем завтра рано вставать.

Тихо, если не считать ветра за жалюзи мотеля. Мысль об этом ветре, несущемся к нам через открытые равнины прерий, успокаивает и убаюкивает меня. Ветер поднимается и опускается, потом поднимается